Трезвая практичность деловой женщины удивительным образом сочеталась в ней с добротой и мягкостью. Эта женщина, вне всякого сомнения, располагала к себе.
— Неважно выглядишь, да еще и зол, как шершень, — продолжала она.
Слоан улыбнулся, поднял бокал, приветствуя хозяйку, а после, когда Джо поставил для нее бокал, налил ей виски.
— Просто устал, Лорали, — сказал он.
Во взгляде женщины промелькнуло сострадание.
— Хотела бы утешить тебя, да не могу. Ты же знаешь, я взяла себе за правило не спать с клиентами, хотя от одной твоей улыбки, когда соблаговолишь одарить ею, кругом идет голова.
Слоан рассмеялся:
— Спасибо. Звучит как комплимент.
— Это и есть комплимент.
— Большинству женщин индейцы не по душе.
— Что верно, то верно.
Он вскинул брови, удивившись столь открытому признанию. Надо было сказать Лорали, что мир — отвратительная штука и становится еще хуже, если, упаси Господи, влюбишься. Он был влюблен однажды. Всего один раз. Она ответила ему взаимностью, клянясь в вечной преданности.
Но затем вмешался ее отец. Принялся стращать, мол, неизвестно, когда и как проявит себя кровь краснокожего, когда дикарь одержит в нем верх над благородным аристократом, коим он являлся по материнской линии. Отец девушки нашел ей жениха — белого юношу из Небраски, которому судьбой было уготовано пойти по стопам отца и — прямиком в конгресс США. В том, что мальчик пойдет далеко, никто не сомневался. Бесконечная преданность уступила место безмерному честолюбию.
Самым неприятным в этой истории было то, что бывшую сердечную привязанность Слоану приходилось видеть довольно часто. Жестокая жизнь преподносила свои шутки. Ее конгрессмен растолстел, растерял почти все свои волосы и половину зубов. Что до политической карьеры мужа и радостей, связанных с этим, она получила сполна, а вот дома… увы. Каждый раз, когда их пути пересекались, она всячески старалась возобновить прежние отношения. Возможно, ей и в голову не приходило, какую боль она причинила Слоану когда-то. Правда, сейчас это уже не имело никакого значения. От удовольствия общаться с женщинами он не отказался, просто перестал доверять им.
— Хочешь излить душу? — предложила Лорали.
Улыбка, не сходившая с губ Слоана, стала еще шире. Он покачал головой:
— Лорали, я чувствую себя словно тигр, загнанный в клетку. Собеседника, даже мало-мальски сносного, из меня не получится.
— А у нас пополнение. Только что с востока. Красотка, каких поискать. Уверена, именно то, что тебе сейчас нужно. С минуту Слоан обдумывал предложение. Отчего-то вспомнился Ястреб и его жена. Они постоянно были друг с другом на ножах — что ж, вполне естественно. Слоан прекрасно знал, каким образом Ястреб обзавелся женой, догадывался, что испытывала Скайлар. И все же Слоан завидовал им. Между ними воздух был словно наэлектризован, а вспыхивавшие искры рождали чудотворное тепло. Скайлар была женщиной необыкновенной.
Шлюха сейчас? Слоан понял, что ни малейшего желания общаться с особой подобного рода, какой бы красоткой и профессионалкой та ни была, он не испытывает.
— Лорали, — сказал он и, потянувшись, поцеловал женщину в лоб. — Только не сегодня. Я собираюсь взять свое виски, запереться в номере и напиться до блаженного бесчувствия.
— Слоан, поверь, ты будешь удивлен…
— Лорали!
— Сегодня все за мой счет. Ты человек хороший.
— А еще вымотанный и злой. Подыщи для девушки клиента посимпатичнее, чем я, Лорали!
Слоан сгреб бутылку, швырнул на стойку бара горсть монет и вышел.
Он пересек небольшой дворик, отделяющий салун от благопристойного заведения Смит-Соме. Устремил взгляд в темный бархат ночного неба. Поспать — вот что ему сейчас надо.
Никого, кто бы последовал за ним, воспользовавшись дверью черного хода, Слоан не заметил. Он поднялся по лестнице в свой номер, закрыл дверь и устало прислонился к ней. А здесь недурно. Большой камин, в котором весело потрескивали поленья. Уютные кресла у огня. Письменный стол с одной стороны, туалетный столик — с другой. Огромная кровать. Привезти все это великолепие с восточного побережья, должно быть, обошлось в копеечку.
Слоан взглянул на бутылку виски. Половины как не бывало, а растревоженные нервы, острые, точно битое стекло, успокоить так и не удалось. Когда в бутылке останется на самом донышке, придет спасительный сон.
Устроившись в одном из кресел у огня с пузатым бокалом, предназначенным для бренди, но в котором сейчас золотилось виски, Слоан хмуро смотрел на огонь. Прежде чем сделать очередной глоток, он долго раскачивал бокал, наблюдая за тем, как янтарная жидкость лижет хрусталь.
— За злодейку жизнь! — громко проговорил он, поднимая бокал и любуясь через призму прозрачного напитка красноватым пламенем. Золото и янтарь. Острые углы, похоже, начали сглаживаться.
Да что он в самом деле себе такое вообразил? Будто способен горы свернуть? Он, наполовину индеец, живущий в такое сложное время! Реального перемирия стороны никогда не достигнут, но даже если сумеют, разве будет оно иметь какое-то значение? Индейцев все равно не прекратят оттеснять все дальше и дальше на запад.
Слоан потер лоб. Только сумасшедшему могло прийти в голову, что он сможет принести пользу своему народу, если поступит на службу в армию белых, где допускалось убийство даже малолетних детей, — зло якобы надо искоренять в самом зародыше, а все индейцы — дикари.
Он был полностью поглощен своими раздумьями, когда дверь номера неожиданно распахнулась и закрылась снова. Рука его инстинктивно потянулась к «кольту», на всякий случай выложенному на столик у кресла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120