Такого она не сделает никогда. Ведь у каждого из них есть дети, семьи. Нет, надо предупредить кого-нибудь другого, так чтобы люди еще до заката успели укрыться в крепости. Но как это сделать, если ей самой грозит немедленное заточение в северной башне?
Они въехали во двор крепости, Брет ссадил ее на землю и спешился сам. Следом за ним подъехал сэр Кристиан. Аллора молнией бросилась к старому рыцарю и, ухватив его за ногу, быстро заговорила на родном гэльском языке:
— Дядюшка собирается напасть сегодня на нас. Не говорите Брету, потому что его рыцари перебьют скоттов. Позаботьтесь; чтобы на песчаном берегу никого не осталось, пусть все укроются в крепости, сэр Кристиан! Вы меня поняли?
— Я вас понял, леди, — быстро ответил старый рыцарь по-гэльски, и она успокоилась, зная, что он обо всем позаботится.
Рука Брета тяжело опустилась на ее плечо, направляя ко входу в главную башню, и Аллора поняла, что по крайней мере в данный момент заточение в северной башне ей не грозит. Возможно, ее поступки за последнее время не способствовали завоеванию его доверия, однако он, видимо, ни разу не задумался о том, почему она так поступала. Он поймал ее, когда она убегала от Дункана, но даже не потрудился узнать, почему она это делала.
— Марш наверх, Аллора! — скомандовал он.
Она начала послушно подниматься по лестнице. Добравшись до своей комнаты, подошла к огню, чтобы согреть замерзшие руки. Минуту спустя вошел Брет и закрыл за собой дверь. Хотя Аллора старалась не думать о том, как он поступит с ней теперь, когда чаша его терпения переполнилась, она не могла унять дрожь.
— Как видно, ты неисправима! — сказал он.
Она понимала, что следовало бы промолчать, но — увы — сдержаться не смогла.
— Ты не понимаешь! — прошептала она. — Ты не желаешь разобраться, а следовало бы. Когда ты нашел меня, я бежала от него…
— От него? — Он удивленно приподнял черную бровь. — Бежала от него? Какой я глупый! А я-то подумал, что ты бежишь после тайного свидания с Дунканом, торопясь возвратиться на гулянье.
— Я не собиралась встречаться с Дунканом. Я пыталась встретиться с Дэвидом…
— Предполагаешь, это должно меня успокоить? Однако Дэвид, видимо, в отличие от тебя не нарушает своих клятв и отказался встретиться с тобой.
— Дэвид даже не знал, что я хочу с ним встретиться.
— Какая разница? Вместо него пришел Дункан.
— Ты не понимаешь…
— Что правда, то правда — не понимаю. И прошу тебя объяснить, что происходит.
Она опустила голову, закусив губу.
— Мне было необходимо поговорить с Дэвидом по личному вопросу…
— Черт возьми! Ты, однако, умеешь меня успокоить!
— Дело не касается тебя или меня…
— Хватит! — вдруг заорал он. — Я больше не желаю слышать твоего вранья и твоих оправданий!
Он стоял в нескольких шагах от нее: глаза — холодные как лед, лицо напряжено, словно высечено из камня… Он показался ей вдруг бесстрастным, безжалостным незнакомцем, и она чувствовала в этом свою вину.
— Ты не хочешь меня выслушать…
— Побойся Бога, Аллора! Я только и делал, что выслушивал твои россказни и прощал, как последний болван. Я допустил грубую ошибку. Вот если бы ты посидела подольше под замком в северной башне, то, возможно, поняла бы, что непослушание не всегда сходит с рук.
Она расправила плечи и гордо подняла голову.
— Ну что ж, великолепный лорд Брет, если вы не желаете меня выслушать, то выносите свой приговор без суда и следствия!
Он долго смотрел на нее.
— Кажется, я видел на крепостной площади высокий столб, специально предназначенный для особых случаев, любовь моя. Я прикажу высечь тебя кнутом — ради праздника всего сорок ударов. Утром я уезжаю, а ты останешься здесь до моего возвращения. Потом я решу, оставить ли тебя в крепости или сослать на некоторое время в поместье моего отца в Нормандии.
Он говорил спокойным тоном, без раздражения, и она поняла, что говорит он не сгоряча, а обдуманно, хотя сказанное причиняет ему боль.
Ей хотелось бы отнестись к его словам с презрением, показать, что покорно стерпит наказание, хотя считает его несправедливым, — пусть бы он все время мучился при воспоминании о своей жестокости. Но у нее дрожали колени. Она была так напугана, что едва держалась на ногах. Сорок ударов плетью! Ей приходилось видеть, как даже сильные мужчины теряли сознание после двадцати ударов. А потом ее ждет изгнание…
— Скажи-ка, — тихо сказала она, — ты намерен собственноручно поработать плетью.
— Нет, — ответил он. — Потому что я в такой ярости, что, возможно, не смогу остановиться на сорока ударах или вообще не смогу поднять плеть. Нет, леди, когда наказание будет приводиться в исполнение, меня уже не будет.
У Аллоры подкосились ноги, И она присела на край кровати, чтобы не упасть. Он подошел к ней и, взяв ее за подбородок, поднял на ноги.
— Ну, ты не намерена просить пощады, любовь моя. Скажи, что покорилась мне, скажи, что поняла, как сильно полюбила меня! — потребовал он, сверля ее взглядом.
Он вдруг запустил пальцы в ее волосы и больно, безжалостно прижался губами к ее губам. Чуть не задохнувшись, она сжала кулаки, отталкивая его.
— Значит, мне не стоит ждать, что ты скажешь или хотя бы прошепчешь о своей любви, — насмешливо спросил он.
Она чуть не плакала, но изо всех сил сдерживала слезы.
— Полюбить вас может разве что последняя кретинка, милорд! Какая-нибудь норманнка!
Он усмехнулся:
— Ага, вот оно, честное признание! Значит, ты меня не любишь, миледи. А мне показалось, что я стал тебе нужен. Ну, миледи, солги еще разок, ведь у тебя настоящий талант плести небылицы.
— Да, милорд! — в ярости воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121