Такие деятели, как Сесиль Родс, даже не считали нужным скрывать свою основную цель – добиваться установления господства Великобритании на всем Африканском континенте; в то же время давние враги Англии – в особенности Германия, имевшая свои виды на Африку, – готовы были на многое, чтобы воспрепятствовать подданным королевы Виктории осуществить эти далеко идущие планы. И в этом интересы Берлина полностью совпадали с интересами Претории.
Но и англичане были по-своему правы: их предки тоже немало потрудились, осваивая эти земли, они потеряли многих собратьев в жестоких войнах с местными племенами и с теми же бурами… С какой стати какие-то фермеры, не проявлявшие ни малейшего интереса к недрам своих земель, смели обращаться с ними, как с людьми второго сорта? Золото и алмазы Южной Африки могли еще больше обогатить империю, и не только ее – Трансвааль и Оранжевая республика сами могли превратиться в процветающие государства… Но для этого было необходимо, чтобы у кормила государственной власти стояли умные, предприимчивые люди, а не бородатые фермеры, продолжавшие жить в ветхозаветных временах.
Англичане были империалистами, буры – идеалистами. Люди со столь диаметрально противоположными взглядами никак не могли ужиться в мире друг с другом.
Отстаивая свою независимость, бурское правительство приняло закон, напрямую угрожавший экономическим интересам англичан в Трансваале. Лондонские вкладчики забили тревогу. Ползли слухи о том, что бурская полиция нападает на мирных английских горняков, что вооруженные голландские молодчики разгоняют собрания на приисках, избивая при этом «уит-ландеров» – иностранцев – железными прутьями и дубинами, как некий всеми уважаемый английский промышленник был брошен в тюрьму по ложному обвинению с единственной целью – опорочить англичан в глазах мировой общественности.
Ходили слухи и о том, что англичане готовы в любой момент прийти на помощь своим соотечественникам в бурских государствах, что правительство Великобритании уже разработало четкий план боевых действий… А кайзер не только не скрывал своих симпатий к бурам, но и вполне недвусмысленно намекал, что готов прийти им на помощь, если они станут воевать с соотечественниками его бабушки; большинство европейских государств, в отличие от Германии, не обещая активной поддержки, тем не менее давали понять, что и их симпатии на стороне буров. Лондон оказался перед трудной дилеммой: с одной стороны, он не мог смириться с тем, чтобы подданные Короны были поставлены на колени полудикими бородатыми фермерами, это было слишком унизительно, с другой– никто, по сути дела, не хотел воевать. В палате лордов все еще надеялись подыскать опытного дипломата, который смог бы встретиться лично с президентом Крюгером и убедить его в необходимости пойти на уступки англичанам и избежать таким образом открытого столкновения с военной мощью Британской империи.
Увы, переговоры, продолжавшиеся целых две недели, так и не привели к желаемому результату. Сэр Альфред Миллер – настоящий джентльмен, ученый муж, государственный деятель, высокомерный, как истый англичанин, и нетерпимый по отношению к иностранцам – не смог найти общего языка с решительным, несколько грубоватым Раулем Крюгером. Именно после провала этих переговоров обе стороны приступили к открытым военным приготовлениям, причем англичане готовились к схватке с презрительно-надменной небрежностью. Подданные Ее Величества отказывались до конца поверить в то, что эти жалкие буры дерзнут напасть на них и потому, устраивая время от времени смотры войскам, продолжали свято блюсти полковые традиции, организовывать матчи по поло и очаровывать прелестных дам на шумных балах… Что касается буров, то они тем временем активно скупали по всему миру винтовки и пистолеты и разрабатывали планы военных операций…
Когда Хетта услышала, как после ужина, сидя у камелька, Упа обсуждает эти планы с Францем, она пришла в ужас: в уме девушки не укладывалось, как можно через минуту после чтения Библии и молитвы предаваться рассуждениям о том, как бы убить побольше англичан.
Даже если бы ее разум не слушался голоса сердца, Хетта не смогла бы одобрить эту войну – но сердце ее полностью диктовало свою волю… Не было ни дня, ни часа, чтобы она не думала об Алексе Расселе. Самым радостным днем недели был для нее четверг, а самыми невыносимыми – среда и пятница. С каким трудом удавалось ей удерживать в себе эту маленькую тайну, как хотелось поделиться с кем-нибудь своим секретом…
Не в силах побороть это желание, она выходила одна во двор, чтобы рассказать об Алексе горячему степному ветру, бескрайнему небу, деревьям, раскачивавшим своими ветвями над их домом… Это была любовь – чистая, сильная, непреодолимая… Как часто, отправляясь кормить домашнюю птицу, она неожиданно для самой себя замирала с миской в руках, вспомнив о молодом лейтенанте. Нежная улыбка скользила по ее губам, и Хетта снова и снова торопила приближение четверга…
Движения ее стали более рассеянными: если раньше набрать воды из колодца не составляло для Хетты никакого труда, то теперь привычная процедура растягивалась на долгие минуты – рука девушки вдруг замирала и ослабевала, ворот крутился обратно, расплескивалась ледяная вода из ведра… Но она не обращала на это никакого внимания, забывая о том, зачем она пришла к колодцу, и подолгу глядя в сторону Ландердорпа. Чем занимался он в эти минуты? Знал ли он, что она думает о нем? А может быть, и его мысли были заняты ею?
Бурские девушки не умели манерничать и кокетничать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163