Жуткий скрежет лебедок, ржание коней, крики офицеров и ругань матросов сливались в одну зловещую музыку, еще более усугубляя ее тревогу.
Офицеры недовольно осматривали личную амуницию и принадлежавших им строевых скакунов; сержанты охрипшими голосами выкрикивали команды, перемежая приказы отборной бранью; солдаты кое-как перебирались с берега на борт корабля, понуро думая о том, что если бы сейчас их оставили в покое и не морочили голову противоречащими друг другу командами, они давно бы уже завершили погрузку.
Чуть поодаль, на пирсе, солдаты в шинелях с наигранной бравадой прижимали к себе плачущих жен и шутливо выдавали подзатыльники испуганным детишкам, изо всех сил стараясь скрыть, что самим им тоже хочется плакать… Как трудно бывает иногда оставаться «настоящим мужчиной!» Матери крепко держали за руки своих розовощеких сыновей, словно удивляясь, когда же успели их мальчики вырасти. Солдаты смущенно старались не смотреть в глаза матерям, разрываясь между желанием казаться суровыми взрослыми мужчинами и нахлынувшими на них чувствами.
Сержанты с нарочитым спокойствием давали последние наказы своим супругам и детишкам и, крепко обняв их на прощание, отходили к краю пирса, молодцевато покручивая усы и глядя в сторону моря, чтобы родные не заметили, что и у них в глазах стоят слезы.
Офицеры и их дамы стояли немного в стороне от общей сутолоки. Мужчины, как и ожидалось, держались стоически; дамы улыбались, стараясь, по мере сил, сделать расставание не столь тяжелым, но их глаза все равно выдавали те чувства, которые не позволяло выставлять напоказ аристократическое воспитание.
Джудит было не по себе. Толпы людей в военной форме, ружья, лошади; громко стучащие башмаки, грубые звуки приказов; женщины с белыми как мел лицами, напуганные детишки, не способные понять, почему папы вдруг себя так странно ведут, – все это наводило на мысли о чем-то страшном и жестоком; но именно об этом ей меньше всего хотелось думать… Джудит изо всех сил старалась убедить себя, что эти люди отправляются не на войну. «Ну конечно, все они обязательно вернутся домой», – убеждала она себя. Ведь о возможности войны в Южной Африке говорят уже так много лет подряд – со времен того самого конфликта с бурами, который произошел в тысяча восемьсот восьмидесятом… Ну и что же?! Ведь за все эти годы война так и не вспыхнула – какие же есть основания опасаться ее сейчас? Просто-напросто Даунширский стрелковый отправлялся на два года в заморские владения – что же в этом страшного? И все-таки в этом прощании была слышна какая-то нота отчаяния, которую каждый пытался заглушить.
Поначалу она даже не пыталась найти в этой толпе своего жениха. Со дня новогоднего бала ей довелось увидеться с Алексом всего один раз – на прощальном обеде, устроенном сэром Четсвортом в его лондонском особняке. Атмосфера того вечера была весьма натянутой. Алекс был напряжен и оскорбительно равнодушен. Джудит поняла, что в этот момент лучше к нему не подходить. Она раскаивалась в том, что не смогла сдержаться в ту новогоднюю ночь и наговорила ему столько лишнего. Тотчас же после этого разговора в каминной гостиной Алекс возвратился в танцевальный зал, где откровенно флиртовал со всеми своими партнершами по танцам, не пропуская при этом ни одной возможности опорожнить лишний бокал шампанского… Когда большие часы пробили двенадцать раз, ознаменовав наступление нового, тысяча восемьсот девяносто девятого года, все кавалеры – следуя традиции – поцеловали своих дам. Алекс последовал примеру остальных. Джудит замерла в его объятиях, а он, саркастически улыбнувшись, бросил:
– Ах, милая Джудит, один поцелуй вовсе не означает любовь до гроба.
– Что ж, весьма разумное замечание, – ледяным тоном произнесла Джудит. – Надеюсь, ты понимаешь, что оно относится к нам обоим?
– Ты ведешь игру по своим правилам; так позволь же и мне играть по-своему, – проговорил Алекс немного заплетающимся языком.
Официальные слова прощания, сказанные Алексом, когда они остались наедине, были сухи и кратки. В какой-то момент Джудит испугалась, что он напоследок пожмет ей руку, как один из многих ее знакомых. Его враждебность повергла ее в глубочайшее уныние, и она не смогла произнести те слова, которые так много раз повторяла про себя накануне: Джудит хотелось извиниться за те резкости, которые она наговорила Алексу, и сказать, что она будет очень скучать без него…
И вот она приехала в Саутгемптон, лелея надежду использовать эту последнюю возможность, чтобы рассказать Алексу о том, о чем он и не догадывался. Еще несколько недель назад она ощущала себя на пороге супружеской жизни, в то время даже три месяца, остававшиеся до свадьбы, казались ей целой вечностью. Но сейчас – сейчас она превратилась в солдатскую невесту, обреченную на два года томительного и тревожного ожидания… Джудит чувствовала, что отныне массивное обручальное кольцо будет с каждым днем становиться все тяжелее и тяжелее.
Вдруг она увидела Алекса: его лицо промелькнуло в просвете между солдатскими фуражками и украшенными цветами дамскими шляпками, и Джудит, расталкивая толпу, бросилась к нему. Но когда ей с большим трудом удалось пробраться сквозь толпу к тому месту, где пять минут назад стоял молодой Рассел, его уже там не было…
Охваченная волнением, она стала вглядываться в каждое лицо под козырьком форменной фуражки, надеясь узнать знакомые черты. Пройдя к самому краю пирса, она медленно брела вдоль огромного белоснежного борта корабля… Она должна встретить Алекса: именно сейчас, в минуту расставания она найдет те единственно верные слова, которым он поверит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163