Маленький пляшущий огонек неуклонно подбирался к аккуратным цилиндрикам. Покинув укрытие, он бросился туда, но не пробежал и десяти ярдов, как в спину ему ударила пуля, бросив его на землю и причинив боль, какой он не испытал и при Спайонкопе. Не в состоянии остановиться, он катался по земле, надеясь унять жгучую боль в груди.
Движения только причиняли вред. Он лег на бок и сделал вдох, чтобы побороть желание закричать. Зарево на небе напомнило ему о безжалостном солнце, сжигавшем его, когда он лежал на плато восемь месяцев назад. Все повторяется снова, как осязаемый кошмар.
Он почти полностью поверил, что вернулось прошлое, услышав рядом с собой стоны, как и тогда. Слегка повернув голову, он увидел рядом с поездом лежавшего лицом вниз солдата – одного из охраны, которую захватили врасплох и застрелили. Он не был мертв, как думал Алекс, хотя под ним натекла целая лужа крови. Он не был мертв–рука конвульсивно двигалась по земле. Может быть, и остальные живы!
В отчаянии он поднял голову и посмотрел на вагон со снарядами. От шнура осталось несколько дюймов, все пропало. Медленно, усилием воли, которой он в себе и не подозревал, Алекс заставил себя встать на колени, потом сесть на корточки и, содрогаясь от боли, подняться.
Покачиваясь, он двинулся вперед, пот заливал глаза. Шнуру осталось догореть два дюйма. Спотыкаясь и шатаясь, он думал только о том, что должен успеть. Перед глазами у него все плясало и расплывалось. Дважды он падал, но муки тела уже перешли в муки разума, потому что он думал о том, что произойдет, если он не загасит вовремя шнур. Такой маленький огонек… он не может позволить ему превратиться в ревущее пламя катастрофы.
Последний дюйм до связки динамита, он не успеет развязать ее. Повалившись на стену вагона со вздохом, похожим на всхлип, он зажал огонек между ладонями и плотно сжал их. Дикая боль прострелила руку, но он стиснул зубы и держался до тех пор, пока не уверился, что огонь погас.
Он не почувствовал радости или облегчения, только смертельную усталость, которая грозила новым падением на землю. Чтобы предотвратить это, он потянулся обожженной рукой к ручке вагонной двери. В этот момент у соседнего вагона раздался грохот, поднялась волна слепящего света, и взрывной волной его бросило на спину. Чернота, полная и беспредельная, поглотила его.
Солнце зашло уже давно, огонь в кухонном очаге почти догорел. Час перед полночью. В кресле-качалке сидела только оболочка девушки, ее дух вернулся в летний день, когда она услышала веселый голос и подняла глаза на мужчину, который был потрясен, благоговел, но обратился к ней. Этот призыв и покорил ее с самого начала.
Невидящим взглядом смотря на угли, она вспомнила, как солнце освещало его волосы, когда он скакал, чтобы встретиться с ней на их обычном месте рядом с ущельем Чертов Прыжок. Она снова видела выражение радости на его лице. Он уважал ограничения, которые она наложила на их встречи и их отношения, пока она сама не приехала к нему однажды утром, поняв, что хочет большего.
И снова она видела, как он идет с женщиной, которая не имеет на него никаких прав, и она знала, какую боль он испытывает, уходя… и ее собственная боль при виде того, как он уходит.
Потом воспоминания понеслись бурной чередой – все оттенки страсти и боли. Она слышала его голос, с запинкой произносящий голландские слова, видела его потрясенный взгляд. Опять перед ней встал коровник и его руки, схватившиеся за планки перегородки, потом появилась его фигура в свете лампы, которую она держала. Он был промокший и измученный… мужчина из вельда… и она знала, что он навсегда ее мужчина.
Возродившаяся внутри нее прошедшая жизнь отозвалась во всем ее теле любовью к Алексу. В воспоминании она увидела его стоящим у нее на кухне.
«Я ждал, пока он заснет. И вот я здесь, но у меня нет нужных слов».
«Ты – враг!»
«Враг делает так… а так… а так?»
– Алекс!
С протяжным мучительным криком она вскочила с кресла, выбежала из дома, оставив дверь открытой, и вывела свою лошадь из конюшни. Нет времени седлать… времени нет ни на что. До Ландердорпа скакать долго, очень долго, а нападение начнется в два часа.
Лошадь вихрем мчалась по вельду, но все равно недостаточно быстро для девушки у нее на спине и для мужчины в Ландердорпе, который так много раз спрашивал себя: «почему?».
Она знала, что уже слишком поздно, когда выезжала из усадьбы, но красное сияние в небе не заставило ее повернуть назад. Она продолжала скачку, ее душа разрывалась от слов… ее слов… «Поклянись, что ты не был с ней». И его хриплый голос – «Клянусь… клянусь!»
Ночной холод пронизывал ее насквозь, но она не сознавала этого. Она мчалась словно движимая неподвластным ей порывом. Со всех сторон неслись звуки вельда, но ее уши были глухи к ним. Она горела всем тем, что когда-либо было между ними, она слышала только его слова, все слова, сказанные с их первой встречи. Алекс, о Алекс!
У входа в ущелье Хетта соскользнула с лошади и, подобрав юбку, начала карабкаться на скалу, возвышающуюся над Чертовым Прыжком. Из-под ног у нее летели камни и разбивались внизу, руки горели от царапин. Дыхание рвалось из горла, как рыдания, но глаза ее были сухи.
Все выше и выше забиралась она, не чувствуя ни усталости, ни страха, пока не достигла самой высокой точки над ущельем. Она встала, уронив руки и выпустив юбку, которая надулась от ветра. Она смотрела на Ландердорп, такой близкий отсюда. Она стояла неподвижно, будто мертвая, почти не дыша.
Дым немного рассеялся, и она увидела маленькую железнодорожную станцию, освещаемую всполохами ружейного огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163