Он приближался медленно, устало, как-то неуверенно, и ее охватила дрожь.
«Я вернусь за тобой», – вспомнила она его слова.
Неужели он выжил там, после всего что случилось… что он спасся на том велосипеде и с тем ничтожным запасом мяса, которое она дала ему, завернув в тряпицу? Неужели Бог помог ему, в то время как ему грозила неминуемая гибель? Неужели Бог вернул его ей?
Она бросилась бежать через поле, раздвигая высокую кукурузу на своем пути.
– Алекс! – шептала она, не сводя глаз с далекой фигуры, все убыстряя и убыстряя свой бег.
Все быстрее и быстрее несли ее ноги, она бежала широкими прыжками через море кукурузы. Желание вновь вспыхнуло в ней, когда она бежала к дому, высоко подобрав юбку, задыхаясь от рыданий и радостного смеха. Свежий ветер бил ей в лицо, спутывал волосы. Она откинула голову назад, упиваясь этим ветром.
Мимо дома, по вымощенному булыжником двору несли ее ноги – куры с кудахтаньем бросились врассыпную, когда она как ветер влетела во двор, – но она уже выбежала со двора на дорогу, неровную и затвердевшую под лучами солнца. Перепрыгивая через колдобины и неровности почвы, она неслась навстречу ему, пока с небольшого пригорка не увидела яснее того, кто ехал навстречу.
Ее бег перешел в шаг, а затем она совсем остановилась на травянистом пригорке, обхватив себя руками, содрогаясь от холода надвигающейся ночи, в ожидании, когда ее брат подъедет ближе. Они не обменялись ни единым словом, но в его глазах она прочла такое же разочарование и безнадежность, какое испытывала и она. Они отдалились друг от друга: она – из-за того, что должна была скрывать свою любовь к Алексу, а он, стыдясь того, чем его заставили заниматься.
Она пошла рядом с его лошадью, слишком опустошенная и разочарованная, чтобы спрашивать, почему он приехал один, или чтобы заметить его руки, сжимающие повод, дрожа от усталости.
Они вошли во двор, где старый Джонни уже засеменил навстречу, чтобы отвести лошадь молодого хозяина в стойло, и с улыбкой приветствовал его, говоря, что рад его возвращению в родное гнездо.
Франц молча положил руку на плечо чернокожего слуги и направился в кухню, где положил свое ружье на стол. Хетти последовала за ним, машинально направившись к очагу, чтобы разжечь огонь. Обернувшись, она увидела, что он растянулся в кресле, глядя на нее воспаленными глазами.
– Все кончено, сестра. Мы потеряли его. Она силилась понять, о чем он говорит.
– Что мы потеряли? – переспросила она.
– Ледисмит, – объяснил он устало. – Ледисмит освобожден, – продолжал он. – Они прорвались и идут на Трансвааль. Это конец. Эта война проиграна нами.
– Они заберут нашу ферму? – спросила она со страхом.
Он взглянул на нее, нахмурясь, пытаясь понять, что она имеет в виду:
– Нашу ферму?
– Отнимут они… англичане… у нас нашу ферму теперь?
– С чего это ты взяла? – удивился ее брат. – Да нет конечно. Мы все вернемся к своей работе, все будет по-старому. Земля и так пострадала достаточно от этой войны, теперь надо заняться делом. Вся эта война была безумной затеей таких людей, как Пит.
– А где Пит? – спросила Хетта.
– А кто его знает? – отозвался Франц, – он совершенно обезумел. Мне кажется, это уже не исправишь. Мы все вернулись на наши фермы, к нашим семьям. Но среди нас еще остались люди, которые не могут теперь жить без войны. Они твердят о Давиде и Голиафе, но на самом деле существует только одно чудовище, которое невозможно победить. А они не хотят понять этого.
Она смотрела на брата и понимала, что он видел такие вещи, стал участником таких событий, совершал такие поступки, которые она не сможет понять. Он говорил о чудовищах и безумии, он говорил о том, что им не грозит потеря фермы… Упа был на охоте. И сейчас наступил именно такой момент, когда она могла задать те вопросы, которые потом никогда не сможет задать. Если ей суждено повзрослеть, если ей суждено жить и в будущем, она должна узнать то, что узнал Франц… то, что знал и Алекс.
– Разве мы больше не будем свободны? – спросила она.
И когда брат удивленно взглянул на нее, она продолжила:
– Почему ты поднял оружие на белых людей? Ведь у тебя, как и у меня, были друзья в Ледисмите?
Он выглядел усталым и подавленным.
– Я не хотел воевать, ты же знаешь. Я фермер, и привык стрелять только в животных ради пропитания или для защиты своей жизни – вот и все, – ответил он с тяжелым вздохом. – Упа старик. Я обязан ему всем на свете. Его гордость была бы задета, если бы я отказался идти на эту войну. Для него это был бы конец. И это был мой долг – отомстить за смерть нашего отца. – Он опустил голову на руки, и добавил – Ну а теперь в Англии появятся сыновья, которые должны будут мстить за своих отцов. И этому не будет конца, скажу я тебе.
На какое-то мгновение вспыхнули забытые чувства. Наедине друг с другом в этой кухне брат и сестра ощутили прежнюю близость, как будто старые узы, связывающие их с детства, напомнили им о себе.
Хетта подошла и, опустившись возле него на колени, нежно накрыла его руку своей ладонью.
– Скажи, ты убивал англичан? – тихо спросила она.
Когда он поднял голову, она увидела перед собой не лицо, а мертвенную маску, которая потрясла и испугала ее. Но ее вопрос вызвал у него желание облегчить свою совесть. Он заговорил так, как будто был на исповеди, как будто его отделяла от нее занавеска, как в исповедальне в церкви:
– Взошло солнце, и мы увидали их внизу, под нами, на плато. Не знаю, сколько их там было, но было их очень много. Они не знали, что мы на горах над ними. Один за другим они падали на землю, но на их место вставали другие, и они падали вслед за теми, пока на земле не остались лежать штабеля тел, одетых в хаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163