– Джудит, поверьте мне, я очень беспокоюсь за вас, – ласково сказал он, – и не только за вашу безопасность, но и за ваше здоровье. Здесь нельзя не заболеть, особенно когда человек так устает, как вы. Вы ухаживаете за тетушкой, даете детям уроки игры на фортепьяно, ходите на собрания школьного комитета и устраиваете концерты… Особенно концерты для вас утомительны – ведь только вечером вы и можете отдохнуть. Конечно, те, кто вас слушают, отдыхают, но вы-то устаете еще больше! Она улыбнулась:
– Но ведь именно тогда, когда я так устаю, я чувствую себя счастливой.
Раньше моя жизнь была легкой и спокойной. Я не умею быть очаровательной или остроумной, чувство сострадания не так сильно во мне, чтобы я могла преодолеть свой страх и свою робость. Все, чем наделил меня Господь, – это умение играть на фортепьяно. Я не смогу быть ангелом милосердия в госпитале. Но не лишайте меня единственной возможности хоть немного помочь людям…
Глаза Нейла заблестели ярче, и он непроизвольно сделал шаг вперед.
– О, Джудит, вы, вероятно, не знаете, как отзываются о вас в городе! Любой скажет, какой восторг ему внушают ваше мужество, ваша смелость. Ваше спокойствие, ваша чистота служат примером многим женщинам, и они, глядя, как вы проходите по улицам города – настоящая английская леди на прогулке в Гайд-парке, – невольно начинают вам подражать. – Он нежно заключил ее в объятия. – Джудит, мне не хочется больше слышать от вас о милосердии, о госпитале… Вы – самая отважная, самая замечательная девушка из всех, что мне доводилось видеть.
Как хорошо было прижаться к этой широкой, надежной груди, почувствовать каждую пуговицу, каждый ремешок на его форме. Его руки так заботливо обнимали ее… И душа ее, и тело жаждали, чтобы кто-нибудь взял на себя часть того бремени, что ей приходилось так долго нести в одиночку. Любовь и преданность Нейла возвращали Джудит к жизни, и нежность, захлестнувшая ее, стирала из ее памяти воспоминания о минувших тяготах.
Нейл наклонился к ее лицу, но, прежде чем прильнуть губами к ее губам, помедлил, словно ожидая отказа. Отказа не последовало, и Нейл быстро поцеловал Джудит. Затем он повторил поцелуй, уже более уверенно. Джудит глубоко вздохнула. Они так и стояли, держа друг друга в объятиях и наслаждаясь тем, что они рядом, пока не вышла прислуга, неся на подносе чай.
Нейл задержался ненадолго, чтобы попрощаться с миссис Девенпорт, затем вышел вслед за Джудит на веранду и сказал ей о том, что она видела в его взгляде в течение всего визита:
– Я, наверное, самый счастливый человек во всем Ледисмите… Или на всем белом свете… – И Нейл взял руку Джудит и осторожно поцеловал. – Раз уж вы отказываетесь уехать отсюда, то доверьтесь мне и позвольте защищать вас здесь.
– Нет никого, кому бы я доверяла больше, – тихо ответила Джудит.
Когда Нейл сел на коня и уехал, у нее возникло странное болезненное чувство, какая-то тоска, не оставлявшая ее потом весь день.
В начале пятого служанка сообщила о приходе полковника Роулингса-Тернера. Тот вошел совершенно неподобающим для визита к двум дамам образом – влетел пулей.
– Добрый день, мисс Берли, – кивнул он Джудит, а затем направился к миссис Девенпорт, которая чинно восседала на груде подушек.
– Мэм, – сказал полковник решительным тоном. – Я вынужден заявить вам самый решительный протест! На этот раз вы зашли слишком далеко!
Он был настолько рассержен, что, входя в комнату, позабыл отдать служанке свой тропический шлем, и теперь, оглядевшись и не найдя места, где он мог бы его положить, решил держать его в руках за спиной.
– Как это мило с вашей стороны, полковник, что вы решили к нам заглянуть, – с любезной улыбкой произнесла миссис Девенпорт. – Выпьете с нами чаю?
– О нет, мэм, вы не можете разговаривать с таким невинным видом, словно и не подозреваете, чем вызван мой визит. В течение последних двух недель вы буквально постоянно вмешивались в управление вверенным мне полком, миссис Девенпорт!
– В управление вверенным вам полком? Мой дорогой полковник, я никогда в жизни не слыхала ничего более абсурдного.
Полковник взбеленился:
– Неужели! А кто же тогда дал капитану Джонсу мазь, воспользовавшись которой, он целую неделю не мог сесть на лошадь?
Миссис Девенпорт улыбнулась ангельски простодушной улыбкой:
– Кто же мог знать, что у бедняжки оказалась такая чувствительная кожа? Лично я пользуюсь этой мазью годами.
– Кроме того, вы устроили сбор денег в пользу сержанта Гуденафа…
Казалось, что миссис Девенпорт оскорблена в самых лучших чувствах.
– Но, друг мой, – проговорила она. – Этот бедный человек потерял все свои сбережения, когда в его палатку угодил снаряд!
– Нет, мэм. Он проигрался в карты. Он – неисправимый картежник.
Миссис Девенпорт это заявление ничуть не обескуражило.
– В таком случае вы должны принять меры к тому, чтобы он отучился от этой привычки.
Полковник издал какой-то странный звук: не то вздох, не то рычание.
– Мне не верится, мэм, – продолжал он, – что вы не знали о том, что вы должны были испросить моего разрешения, прежде чем посылать четверых моих солдат строить детскую карусель у вас в саду.
– Видели бы вы, с каким наслаждением они сооружали эту карусель! – сказала в ответ миссис Девенпорт. – Они же все семейные люди, отцы, и это задание заставило их забыть на время об ужасах войны. И кроме того, мистер Форрестер дал на то свое согласие.
– Ха! – фыркнул полковник. – Мистер Форрестер очень мягкий человек, и, я думаю, вы часто этим злоупотребляете. Но все же он, будучи благоразумным и предусмотрительным человеком, догадался выяснить у властей, насколько уместна ваша… ваша последняя выходка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163