Поставив Салли на ноги, она подошла ближе к Лейле, устроившись рядом с ее стулом.
— Я знаю, что допустила ошибку с Джимом, но есть и другие, и они на него не похожи. Я, конечно, глупая девушка, которая верит почти всему, что ей говорят, но есть одна вещь, которую я понимаю лучше, чем вы. Все эти подарки — браслеты и ожерелья — не изменят того, что сделал с тобой Френк. И более того, они не помогут, когда ты останешься одна, и не будут ухаживать за тобой, если ты заболеешь или состаришься. И они не принесли тебе счастья. Давно я не видела у тебя такого грустного лица, как со времени начала осады. Это ведь не буры тому виной? Может быть, тебе действительно нравился капитан Блайз? Ты выглядишь несчастной со дня приема у немецкого барона, а ведь Блайз с тех пор ни разу не заглядывал к нам.
— И вряд ли осмелится, — заметила Лейла, чувствуя, как возвращается боль в сердце. — Нет, Нелли, дорогая, я никого не люблю, за исключением тебя и Салли.
Выдавив улыбку, она добавила:
— Эти самые браслеты и ожерелья могут сослужить нам хорошую службу, если осада затянется надолго. Нам придется продать их, чтобы жить, как подобает ведущей актрисе. Как сказал бы Лестер Гилберт: «Волшебное очарование должно сохраняться любой ценой».
Артисты собрались в здании театра, ощущая, как грустно выглядит пустой зрительный зал. Мередит Чьютон поговорил с полковником Кекевичем, который, естественно, был озабочен множеством более важных проблем, чем вопрос о группке актеров и музыкантов, означавших для полковника не что иное, как лишние голодные рты. С точки зрения военных представлялось немыслимым разрешить толпам народа собираться в здании театра даже в дневное время. Пара снарядов, и последствия будут весьма трагичными.
Управляющий был у Сесила Родса. Великий человек уверил его, что власти в Кейптауне плюс правительство Великобритании в Лондоне вполне понимают необходимость немедленного освобождения Кимберли. Пройдет всего пара дней, прежде чем жизнь вернется на свою колею. А в настоящее время мистер Роде с удовольствием разрешает проводить небольшие концерты в домах его друзей, призванные развеять напряжение и доказать, что все в порядке в городе алмазов. Он, мистер Роде, держит ситуацию под контролем.
Перспектива «дрыгать ногами и заливаться соловьем перед местной аристократией», как назвал это один из членов труппы, не слишком подняла настроение актеров. Они так и остались стоять, разбившись на маленькие группы, когда Мередит Чьютон, несчастный и взволнованный, ушел из театра.
Лейла и Франц прошли на сцену, по-прежнему украшенную декорациями, изображавшими виноградник, где эрцгерцог впервые встречается с Кати в самом начале оперетты. Их шаги эхом отдавались в зале, все еще наполненном знакомыми запахами дорогих духов и сигар, но брошенном теми, кто ранее сидел, наслаждаясь придуманным миром.
— Пустой театр так же печален, как дом, куда больше не приходит любимая, — тихо заметил Франц. — По крайней мере такое же ощущение тоски.
Лейла повернулась к партнеру.
— Ты когда-нибудь любил, Франц?
Его темные глаза остановились на ней с необычайной серьезностью.
— Как ты думаешь, мог бы я иначе заставить зрителей поверить, что я люблю Кати — или любую другую героиню?
— «Забудь о чувствах, когда снимаешь грим», — процитировала Лейла его собственные слова, слегка подсмеиваясь. — Что же, у вас пошло наперекосяк?
Он положил ей руку на плечо.
— В те дни я отбрасывал настоящие чувства, накладывая грим. Она же не смогла понять этого и считала каждую партнершу на сцене моей любовницей. Мы так часто ссорились… но все же жить без нее было невыносимо.
Пораженная признанием мужчины, которого считала неспособным на глубокие чувства, Лейла спросила:
— Но ты никогда не думал бросить театр ради нее?
— Бросить?! — переспросил он удивленно. — Мой голос — это дар от Бога, а театр — призвание. Неужели ты можешь расстаться с этим ради любви?
«Да, да, — кричал внутренний голос. — Ради Вивиана ты готова пожертвовать всем».
— Нет, разумеется нет, — твердо произнесла Лейла вслух. — Кстати, Франц, необходимо договориться о наших репетициях. Если запретят использовать здание театра, то надо перенести пианино ко мне в коттедж. Там мы сможем репетировать с большими удобствами, чем в твоем номере гостиницы. Согласен?
Франц кивнул.
— Вокальные упражнения в домике, расположенном в глубине вельда. Гилберт был бы вне себя от восторга.
— Скорее, вне себя от ярости, кляня буров, не давших нам закончить гастроли, за отсутствие у них художественного вкуса. — Отсмеявшись, она продолжила более серьезно:
— Как ты думаешь, это продлится долго? Франц пожал плечами.
— Я разговаривал сегодня утром с бароном фон Гроссладеном. Он думал, что мы соотечественники, и мне пришлось разочаровать его.
На лице Франца вновь заиграла широкая улыбка, столь характерная для него.
— Я вовсе не желаю быть холодным и упрямым пруссаком, когда во мне бьется сердце настоящего жителя Вены.
— Он показался мне человеком с большим самомнением, — заметила Лейла, вспоминая худенькую женщину с серебристо-белыми волосами, которую тот представил как своего «дорогого друга».
— А кто бы на его месте не был таким? Барон — один из ближайших соратников Родса, с огромным состоянием. Роде практически владеет Кимберли. Компания «Де Бирс» является собственником множества домов, а ее склады ломятся от запасов. Она содержит свое войско, вооруженное до зубов. Основные запасы угля также находятся на территории, принадлежащей компании. Город не выживет без «Де Бирс», а учитывая, что Роде ее владелец, можно говорить, что он хозяин города и всех его жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146