- А это мои друзья: Вано Бандзеладзе и Давид Манагадзе.
- Очень приятно, здравствуйте! - Бачана привстал.
- Садитесь, пожалуйста! - Голос у Иорданишвили был низкий, густой, лицо в оспинках, нос горбатый, глаза карие. - Меня вот что интересует: почему вы до сих пор не вступали в партию?
Бачана ждал этого вопроса, и у него был готов шаблонный ответ: мол, не считал себя достаточно подготовленным для столь высокой миссии, а теперь, когда основательно овладел... и так далее... Но ответил он иначе:
- До сих пор меня не принимали!
- Почему? - спросил Бандзеладзе, мужчина с красноватым лицом, плоским носом и небольшими подвижными глазами. Бачана никак не смог определить их цвет.
- У меня все сказано в заявлении...
Иорданишвили раскрыл личное дело, пробежал глазами заявление Бачаны, но ничего не сказал.
- Родители у меня были репрессированы... - добавил Бачана.
- Сейчас они реабилитированы, - сказал Иорданишвили, взглянув на своих друзей.
- Как же вас приняли в комсомол? - поинтересовался Манагадзе, повернув к Бачане огромную волосатую, словно у кавказской овчарки, голову и взглянув на него очень добрыми, внимательными глазами.
- Я скрыл, что родители мои арестованы...
Его собеседники удивленно переглянулись.
- Да, но... Разве об этом в школе не знали? - спросил Манагадзе.
- Знали. И секретарь комитета комсомола знал.
- И он смолчал?
- Да.
- Почему?
- Он был моим хорошим другом... Это были тяжелые годы войны... Тогда так просто, для показа, в комсомол не вступали... Об этом знал мой друг...
- А кто еще?
- Знали все... Кроме райкома.
- И никто не проговорился?
- Да, никто не проговорился! - ответил за Бачану Иорданишвили и отложил в сторону его личное дело.
- А как вы думаете, приняли бы вас в комсомол, зная, что вы сын репрессированных родителей?
- Нет, не приняли бы!
Наступило молчание.
- Скажите, - начал Бандзеладзе, - было ли и осталось ли у вас чувство обиды за родителей?
Бачана знал, что он должен ответить отрицательно, - дескать, что вы, о какой обиде вы говорите! Но он предпочел сказать правду.
- Было! - И задрожавшей рукой достал из коробки папироску.
- Дайте, пожалуйста, и мне! - протянул руку не менее взволнованный Манагадзе. Бачана передал ему коробку с папиросами и спички.
- А потом как?.. Прошла эта обида или?.. - спросил Бандзеладзе, доставая папироску из коробки.
- Прошла... Но потом, спустя много лет, вновь появилась. - Бачана закурил.
- Когда же это?
- После реабилитации... После реабилитации родителей я вместо радости почувствовал горькую обиду... - Бачана загасил папироску и тут же закурил новую. - Потому что все эти годы мы незаслуженно терпели столько горя, унижения и лишений...
- Где теперь ваши родители? - спросил Иорданишвили.
- Их нет...
- И с каким чувством вы сейчас вступаете в партию? - спросил Бандзеладзе.
Бачана задумался. Бандзеладзе нервно жевал папироску. Молчание затянулось. Наконец Бачана заговорил:
- Я знаю, история полна парадоксов... Людям свойственно ошибаться вольно или невольно... Затем они исправляют свои ошибки - одни раньше, другие позже. Некоторые уходят из жизни, оставаясь искренне уверенными в правильности всего ими содеянного. Их ошибки придется исправлять будущим поколениям... Люди, причинившие мне боль, ответили сполна, их, собственно, уже и нет... Теперь к правлению приходит мое поколение, приходят мои ровесники. И я не имею права на мщение. Наоборот, я обязан стать рядом с ними хотя бы для того, чтобы не допустить повторения подобных ошибок. Тем более что я верю в их дело, считаю его своим собственным делом... И еще одно главное: писатель не вправе быть субъективным! Если писатель потерял чувство объективности, грош цена всему его творчеству!
Бандзеладзе удовлетворенно кивнул головой, Иорданишвили задал новый вопрос:
- Известно ли вам письмо Владимира Ильича Ленина к коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана и Горской республики?
Бачана долго думал, потом ответил:
- Уважаемый Александр, примут ли меня в партию, если окажется, что я не знаком с этим или другими письмами товарища Ленина?
Иорданишвили смешался и промолчал. Тогда Бачана продолжил:
- Вы меня спрашиваете только о том, что известно вам лично, или о том, что обязательно знать?
- О том, что желательно знать, товарищ Рамишвили... Это письмо было адресовано нам и нашим друзьям...
Бачана почувствовал себя очень неловко. Он встал и намеревался что-то сказать, но Иорданишвили опередил его:
- До свидания, товарищ Рамишвили! - и тоже встал.
Бачана вздрогнул. "Все кончено!" - мелькнула у него в груди страшная мысль, и он почувствовал резкую боль в груди. Он сел и схватился рукой за сердце.
- Что с вами? - встревожился Манагадзе.
Бачана, собравшись с силами, встал:
- Ничего, уважаемый Давид, пройдет... Прошло уже! - улыбнулся Бачана.
- Завтра в час дня ваш вопрос будет обсуждаться на бюро. Я думаю, все будет хорошо... А то письмо вы все же перечитайте, если найдете время... посоветовал Иорданишвили.
- Уважаемый Александр, письмо "Товарищам коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики" Ленин написал 14 апреля 1921 года, а 8 мая того же года оно было опубликовано в пятьдесят пятом номере газеты "Правда Грузии"...
- Странный вы человек, Рамишвили! - усмехнулся Иорданишвили. - До свидания!
- До свидания, и большое вам спасибо! - Бачана за руку попрощался со всеми и вышел из парткабинета.
В час дня Бачану пригласили в кабинет первого секретаря райкома. Он вошел, отвесил общий поклон сидевшим за приставным столом членам бюро и посмотрел на длинный ряд стульев вдоль стены кабинета, не зная, на какой из них сесть и полагается ли вообще в таких случаях садиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64