Манучар упал на колени и затряс вспотевшей вдруг головой, словно вышедший из реки купальщик.
- Не дури, парень! В твои годы нельзя убивать человека... - Голос у Манучара дрогнул. - Не стреляй!.. Как же ты будешь жить на свете, ходить по земле с клеймом убийцы?
- А ты? Как ты живешь и дышишь на белом свете?!
- Разве я живу и дышу?!
- Ты умрешь, Манучар!
- Скажи хоть, как звать тебя и почему ты хочешь стать моим убийцей? взмолился Манучар и до крови закусил губу.
- Я сказал: Глахуна Керкадзе!
Манучар еще шевелил губами, но мальчик не слышал его. В ушах у него стоял шум, сердце готово было выпрыгнуть из груди, в висках словно отдавались удары огромных железных кувалд. Мальчик подумал, что вместе со слухом он теряет и зрение, потому что лицо поползшего к нему Манучара то двоилось, то троилось, а потом и вовсе растаяло. Тогда мальчик спустил курок.
Он не слышал звука выстрела, не считал количества выпущенных пуль. Он чувствовал лишь, как дрожит маузер в его впившихся в посеребренную рукоятку оружия пальцах, как дергаются запястья. Потом, когда маузер перестал дергаться, мальчик вдруг ослаб, руки его разжались, и маузер с глухим стуком упал возле изуродованной головы Манучара Киквадзе.
Мальчик отвернулся от трупа, опустился на землю, зарылся головой в колени и завыл, как заблудившийся в лесу волчонок.
В полночь Ломкаца Рамишвили проснулся от яростного стука в дверь. Он встал с постели, зажег коптилку, подошел к двери и громко спросил:
- Кто там?!
- Это я, Бачана! - ответил стоявший за дверью человек.
- Ты не Бачана! - Ломкаца не узнал голоса внука. Сердце его тревожно забилось.
- Я это, дедушка, я, открой дверь!
Ломкаца отодвинул засов, распахнул дверь. Перед ним с поникшей головой стоял ободранный, с окровавленными ногами Бачана.
- Входи!
Бачана не шевельнулся. Тогда Ломкаца взял его за плечо и ввел в комнату. Коптилку он поставил на стол, сам опустился на стул.
- Что случилось? - спросил старик дрогнувшим голосом.
- Человека убил! - ответил Бачана, и подбородок у него задрожал. У Ломкацы перекосилось лицо, он схватился за сердце. Наступило долгое молчание. Наконец Ломкаца пришел в себя и, с трудом выговаривая слова, спросил:
- Зачем я пять лет читал тебе Евангелие?
Бачана не ответил. Он стоял понурившись и вытирал о штанины потные ладони.
- Кого ты убил? - нарушил молчание Ломкаца и весь напрягся в ожидании ответа.
- Я убил убийцу Глахуны Керкадзе, дед!
У Ломкацы от удивления расширились зрачки. Он хотел встать, по колени подвели старика.
- Ты убил... Манучара Киквадзе? - переспросил он шепотом.
- Манучара!
Ломкаца, кряхтя, насилу поднялся, подошел к двери, плотно прикрыл ее, потом вернулся к внуку и прижал его голову к груди.
- Знает кто об этом? - прошептал он.
Внук покачал головой.
- Два божества было у меня, - тихо произнес он, - ты и Глахуна. Один погиб от руки Манучара... - Бачана дотронулся горячей рукой до мозолистой руки деда. Рука была холодной как лед. - Подумай, мой мальчик, как следует... Не бери на себя пролитую другим кровь... Тяжелое это дело... сказал в задумчивости Ломкаца и вдруг почувствовал, как в его старые жилы из раскаленной руки внука стала вливаться кипучая кровь, как она горячей волной проникла сперва в грудь, потом в виски. Ломкаца долго, долго всматривался в глаза внука, и понял старик, что нет больше больного пятнадцатилетнего Бачаны. Ломкаца не вынес жгучего взгляда внука и отвел глаза. Он угадал немой вопрос, затаившийся в огненных очах этого преобразившегося человека, и понял, что от того, как он сейчас ответит на этот вопрос, будет зависеть вся будущая жизнь его внука. - Правильно, сынок! Я поступил бы так же! - сказал он и крепко обнял внука. Бачана вдруг расслабился, обмяк, выскользнул из объятий деда и сел на пол. - Боже всесильный, зачем твоя месть явилась в образе этого ребенка! - простонал Ломкаца, опускаясь рядом с внуком.
Когда на рассвете ошалевший от волнений Сипито Гудавадзе ворвался в дом Ломкацы, дед и внук по-прежнему сидели на полу и плакали: Бачана громко, навзрыд, Ломкаца - безмолвно...
5
Профессор Антелава вошел в палату в сопровождении лечащего врача и фельдшерицы. Бачана лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к биению своего сердца. Он был доволен: сердце билось сильно, теперь оно неустанно гнало кровь по всему организму. Бачана чувствовал, как с каждым днем набирается сил его измотанное сердце, яснеет разум. Он услышал, что пришел профессор, но, охваченный сладостным ощущением возвращения к жизни, притворился спящим.
- Здравствуйте! - поздоровался профессор.
- Уважаемому профессору наше почтение! - привстал Булика.
- Здравия желаю! - ответил отец Иорам.
- Ну, как наши дела? - задал профессор общий вопрос, внимательно просматривая истории болезни. - Скоро переведем вас в реабилитационное отделение! - удовлетворенно произнес он.
- Меня больше устраивает амнистия! Чувствую себя хорошо, третий день хожу в туалет на своих на двоих, так что, если вы не возражаете, хоть сегодня мог бы отправиться домой! - заявил Булика и, как бы демонстрируя свое выздоровление, выставил из-под одеяла голые ноги.
- Я ведь предупреждал! - обратился профессор к врачу.
- Не могу же я привязать его к кровати! - развел тот руками.
- Именно привязать! Вам нельзя вставать, понимаете? Вас не устраивает судно? - пошутил профессор и легким толчком уложил Булику на постель.
- Что вы, профессор! Просто неудобно беспокоить уважаемое общество... - осклабился Булика.
- Ничего! - успокоил его профессор.
- Кроме того, совесть меня мучит: из-за меня половина Ваке, наверно, ходит босиком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64