Тот жалобно замычал и упал на колени. Гоголь положил крест рядом с ним и, подойдя к двери, постучался.
- Простите, уважаемые, - обратился он к нам, - за причиненное беспокойство, но иначе я не мог! С детства ненавижу подобных подонков! Почему я избил своего директора? Почему я, пожилой человек, заработал срок за хулиганство? Потому, что мой директор такой же подонок, как этот мерзавец!
В камеру вошел надзиратель.
- В чем дело? Кто стучал? - спросил он.
- Унеси, начальник, этого типа, а потом забирай меня, я его избил! ответил Гоголь и сам же стал помогать надзирателю.
- Произвол! - констатировал Чейшвили, когда Гоголя увели.
Гуманизм гуманизму рознь.
Помню, до моего ареста, как-то в воскресный день, я и мой приятель Нодар пешком отправились в Бетания.
По дороге повстречался нам нагулявший на отдыхе весу бесхозный осел. Он шел, беззаботно помахивая ушами.
- Нарвался бы он вместо нас на волка, помахал бы тогда ушами! сказал я, провожая осла взглядом. Нодар рассмеялся.
- Ты чего?
- Вспомнил смешную историю.
- Какую?
- А вот послушай. В прошлом году мои знакомые ребята-археологи отправились в экспедицию. По дороге купили осла. Прибыли на место, сняли с осла поклажу, раскинули палатку, устроились, и тогда выяснилось, что осел им больше не нужен.
- Что с ним делать? - спросил один.
- Отпустим! - говорит другой.
- Что вы, жалко осла! Его же волки загрызут! - вмешался третий.
- Ну, тогда оставим здесь! - посоветовал четвертый.
- А кто за ним будет ухаживать? - возразил пятый.
- В таком случае убьем его! - решил шестой.
- Чем? У нас ведь нет ружья! - спросил первый.
И вот что они придумали: привязали к ослу заряд динамита и подожгли фитиль. Осел погиб от взрыва, но зато его не терзали волчьи зубы. Страшно, дико, но гуманно...
...В тюрьме жалеют даже насекомых. А Шошиа, например, убежден, что от изобретения дуста пострадало и само человечество. Дуст истребил клопов и блох, которые высасывали у людей излишнюю и негодную кровь и тем самым способствовали регулированию кровообращения в человеческом организме. К чему привело истребление этих насекомых? Участились такие заболевания, как гипертония, атеросклероз, лейкемия, инфаркт миокарда, инсульт, стенокардия и многие другие, о которых мы пока даже не подозреваем.
- Разве прежде умирали от таких болезней? - спрашивает нас Шошиа.
Мы не знаем, что ему ответить, и поэтому молчим.
- Ну, вот, значит, я прав! - радуется Шошиа. - То же самое произошло в Китае. Истребили воробьев, и что же? Пропал урожай риса! Что, не так?
Мы молчим. Но вдруг берет слово Тигран:
- Хорошо, блохи там, воробьи, - понятно. Но вши? Какая польза от вшей?
Тут уж Шошиа умолк: он не уверен, есть ли человеку польза от вшей...
Да, в тюрьме жалеют все и вся, кроме собственных нервов.
...На этот раз вызвали Гоголя с вещами. Мы все любили Гоголя, поэтому после его ухода в камере надолго воцарилось тягостное молчание. Лишь перед сном его нарушил Исидор.
- Если мы не побережем свои нервы, государству не останется что делать: мы сами загоним друг друга в гроб! - сказал он и отвернулся к стене.
ОПЯТЬ - А ЕСЛИ?!
Мать оказалась права. Спустя неделю меня вызвал новый следователь.
Он был чуть моложе Гагуа. При моем появлении в кабинете он не поздоровался со мной, не предложил сесть и не угостил папиросой. Все это проделал я сам - приветствовал следователя, сел на стул, взял сигарету из лежавшей на столе пачки "Иверия" и, закинув ногу на ногу, закурил.
Почему я вел себя так нахально, затрудняюсь сказать. Быть может, хотелось дать почувствовать новому следователю, что я ни в чем не виноват и никого не боюсь. А может, хотелось подчеркнуть, что я очень, очень устал, на все махнул рукой и что мне совершенно безразлично, что они со мной сделают. Я помнил просьбу матери - держаться вежливо и тем не менее вел себя вызывающе. Следователь смотрел на меня с насмешливой улыбкой. Было ясно, что примитивный мой ход, каких он видел тысячи на своем веку, на него не произвел ровным счетом никакого впечатления. И когда я понял это, мне стало неловко и я выпрямился на стуле.
- Моя фамилия Хеладзе, - сказал следователь, - ваше дело для дополнительного следствия передано мне.
- Очень приятно! - улыбнулся я.
- Почему приятно? - спросил он.
- Не знаю.
- Зачем же говорить, что приятно?
- Так, из вежливости.
- Это хорошо.
Наступило молчание. Хеладзе не заговаривал со мной, а мне тем более сказать было нечего. Сигарету я выкурил до конца, взять вторую постеснялся. Хеладзе понял это, протянул мне одну и взял другую сам.
- Спасибо! - поблагодарил я.
- Пожалуйста. Прикури!
- Прикурите сначала вы!
- Я не курю. Уже лет пять... Хотя и тянет очень...
- Как только выйду отсюда, я тоже брошу курить!
Хеладзе улыбнулся. Я понял, что сболтнул глупость, но что мне оставалось делать? Когда догорела дотла вторая сигарета, я не выдержал:
- Начнем?!
- Что начнем?
- Дело!
- Дело давно уже начато.
- Ну, допросите меня!
- Хочешь сказать что-либо новое?
- Нового ничего.
- А старое здесь записано слово в слово.
- Зачем же тогда вы пришли сюда?
- Так просто. Хотел поглядеть на тебя и на Амилахвари.
- Для этого не стоило приходить, у вас же есть наши снимки! - выпалил я и почувствовал, как гаснет слабый луч надежды, вспыхнувший было во мне в начале встречи со следователем.
Хеладзе раскрыл папку, долго всматривался в бумаги, потом поднял на меня глаза и тихо сказал:
- На снимке ты выглядишь убийцей, Накашидзе! Мне верить снимку?
Наши взоры встретились. Я долго крепился, стараясь выдержать его пронизывающий взгляд, но не сумел и отвел глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49