– Джакели, где ты? – спрашиваю вполголоса.
– Здесь я, товарищ лейтенант! – доносится его голос снизу.
– Где Пархоменко?
– Он впереди. Если Акбар возьмет след, он даст сигнал.
– А Щербина?
– Он где-то наверху.
– Щербина! – зову я.
– Эй, Щербина! – зовет Джакели.
– Э-е-ей! – слышим голос Щербины издалека.
– Куда он залез, чудак! Что ему там нужно, на скале?! – ворчит Джакели. – Эй, Щербина, спускайся сюда! – кричит он.
Ответа нет. Мы двигаемся вперед, карабкаясь по огромным валунам, путаясь в зарослях колючек.
– Джакели! Где ты?
– Зде-е-есь! – еле доносится снизу. Видно, он отстал.
– Щербина-а-а!
Ни звука… Пархоменко не стоит и звать – не дозовешься. Надо было держаться всем вместе в этих джунглях!.. Как же быть теперь? Я почувствовал в сердце предательский холодок. Вынул из кобуры пистолет, я еще раз крикнул:
– Щербина, Джакели, Пархоменко, где вы?
– Э-е-е-й! – ответил кто-то.
Ладно, бог с ними. Еще немного, и выберусь из зарослей, а там и мандариновый сад колхоза. Передохну, съем пару мандаринов…
Я включил фонарь, огляделся. Правильно! Вот деревянный мостик через горный ручей. Значит, скоро сад. Я вздохнул свободно. Вдруг наверху что-то загрохотало, задвигалось и со страшным шумом обрушилось вниз. «Сорвался камень!» – промелькнуло в голове, и я быстро укрылся за выступом скалы. Огромная глыба пронеслась, чуть не задев меня, и покатилась вниз, к морю.
– Эй, вы что, с ума сошли? – заорал Джакели.
– В чем дело? – откликнулся спереди Пархоменко. Залаял Акбар.
– Где вы, ребята? – крикнул я.
– Я здесь, внизу, иду к вам! – ответил Джакели.
– Я здесь, товарищ лейтенант! – отозвался Пархоменко.
– Щербина, где ты? – снова крикнул я. Никто не ответил.
– Щербина-а-а!
– Ина-а… Ина-а… Ина-а… – ответило эхо.
– Щербина! – заревел я. – Где ты, Щербина?! Ни звука.
– Джакели, ко мне! Быстро!
– Бегу, товарищ лейтенант!
Через несколько минут он вынырнул из кустов.
– Нет Щербины! – сказал я.
– А где он? – спросил он.
– Нет его!
– Щербина! – крикнул Джакели. Не получив ответа, он удивленно взглянул на меня.
– Щербина! – опять крикнул Джакели, – Щербина! Где ты, Щербина! Брось валять дурака, отвечай, где ты, Щербина?!
Он вдруг умолк, бросил автомат и стал карабкаться вверх по скале.
– Джакели, назад! – приказал я. Он не обратил на меня внимания.
– Щербина, Щербина!
Из зарослей показалась голова Акбара, за ним появился Пархоменко.
– Что случилось, товарищ лейтенант? – спросил он, еле переводя дыхание.
– Пропал Щербина.
– Как это – пропал? Что он, маленький? – улыбнулся Пархоменко.
Вернулся Джакели.
– Нету! – проговорил он упавшим голосом.
– Да что вы, – забеспокоился Пархоменко, – серьезно?
– Пусти собаку! Пусть ищет! – Джакели сорвался с места и помчался вниз.
– Акбар, ищи Щербину! Щербина, Акбар! Щербина! – крикнул Пархоменко. – Пошел, Акбар!
Собака исчезла в темноте. Пархоменко побежал за ней.
– Щербина-а-а! Петро-о-о! – услышал я голос Джакели. – Эй-э-ей!.. Щербина, где ты-и-и?!
Вдруг голос его оборвался. Наступило гробовое молчание. Я не помню, сколько времени длилось оно – минуту, час, вечность? Потом там, внизу, у моря залаял Акбар. Это не был лай обученной пограничной овчарки – строгий, четкий, сдержанный. Акбар лаял и жалобно скулил, как побитый дворовой пес…
Щербина лежал на спине между двумя большими валунами. Лицо его, белое, как полотно, было спокойно. Изо рта медленно, по капельке сочилась кровь… Перед ним на коленях стоял Джакели, гладил его по груди и тихо шептал:
– Что, Петро, больно? Отвечай мне! Петро, что с тобой? Петро, дорогой мой, ну скажи мне хоть слово! Ну открой глаза, Петро! Как тебе не стыдно, Петро, ты у нас молодец, герой!.. Ну, Петро, взгляни на меня, это я, Джакели, твой брат… Вот и Пархоменко здесь, слышишь, Петро? Ну очнись, милый мой, Петро, очнись!..
Джакели плакал, как ребенок, тихо всхлипывая, глотал слезы. Он плакал и просил Щербину открыть глаза, сказать хоть одно слово…
А Щербина лежал без движения.
Вдруг где-то взвилась ракета. На миг она звездой повисла в небе, потом медленно, плавно поплыла вниз, озарив белым, мертвенным светом и без того бледные лица ребят.
– Петро, очнись, поймали его! Видишь, белая ракета! Ну, очнись, Петро, дорогой!.. Прошу тебя, Петро!
Джакели плакал громко, навзрыд. Плакал Пархоменко. У меня дрожали руки, подкашивались колени. С трудом сдерживая себя, я опустился на песок.
– Дай красную ракету! – приказал я Пархоменко. Он достал ракетницу, поднял ее вверх и выстрелил. Взвились красные огни – один, другой, третий. Небо осветилось кровавым светом. Это был сигнал тревоги.
…Вокруг нас по одному, по два стали собираться пограничники. Никто ни о чем не спрашивал, никто ничего не говорил. Все ясно, как божий день.
Окруженный плотным кольцом товарищей по оружию, на берегу моря, между двумя большими валунами, лежал двадцатилетний парень Петр Щербина. Все ярче в темноте вырисовывалось его тело, и, наконец мы увидели его – красивый, черноволосый, спокойный, он словно спал мирным сном после тяжелой вахты…
…Погасла последняя звезда. Вдруг побледнела ночь. Заколыхалось море.
На границе наступило утро…
Я лежал на койке одетый, без единой мысли в голове. Передо мной была пустота – огромная, бескрайняя пустота, и я плавал в этой пустоте, не зная, за что ухватиться.
Вошел Чхартишвили. Он опустился в кресло, достал сигареты, протянул мне, закурил сам. Минут пять молча курил, нервно затягиваясь. Не найдя пепельницы, он потушил окурок прямо о стол и встал.
– Этот ублюдок в клубе… Допросите его, Владимир Гавриилович. Я не могу…
Я взял бумагу и направился в клуб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56