– Мы держим удобные комнаты для гостей, – между тем продолжала монахиня. – Что касается церковной службы, то наш орден строго придерживается правил бенедиктинцев. Можете присоединяться к нам, когда вам угодно. Но обязательное правило – помощь в работе. Думаю, это вас не обременит.
– Я привыкла к работе, – просто ответила Франческа. Более того, долгий беззаботный день ее пугал. Лучше чем-нибудь занять руки и при этом строить в голове планы.
– Я такой вас и представляла, – заметила с улыбкой мать Катерина. Они еще немного поговорили. Вернее, говорила настоятельница, а Франческа слушала. Монахиня поведала о жизни в монастыре и, немного смущаясь, о забавных случаях с ней в миру. – Мы с Беатрис были самыми непослушными детьми в деревне. Похлеще любого сорванца. Лишь один мальчишка осмеливался с нами играть. И еще, конечно, Приска. Беатрис вам о ней не рассказывала? Странно... Вы на нее очень похожи: такие же волосы цвета матушки-земли, глаза цвета листвы и даже веснушки на носу. Очень большое сходство. Но Приска давно умерла.
– Муж Лючии тоже умер, – вздохнула Франческа. После того как она встретила кардинала Конти у ворот монастыря, у нее появились веские основания не рассказывать о битве при Ареццо. Сестра Игнация сказала ей, что это был именно он: «Вам повезло, что вы его встретили». Но тут же добавила: «Хотя он здесь часто бывает. Почти каждый день. Такой занятой человек! Но они с нашей настоятельницей – большие друзья».
Франческа тогда кивнула, как кивала сейчас. Но ведь на пальце кардинала было кольцо со звездой – такой же, какую носил Ги. И дружба матери Катерины и кардинала Конти стала ее пугать. В теплой, уютной комнате на нее повеяло холодом.
– Умер? Как это случилось? – Глаза монахини сочувственно затуманились.
– Недалеко от Ареццо произошло сражение с французами. И Антонио... погиб.
К ужасу Франчески, ее глаза наполнились слезами. «Господи, только не здесь и только не сейчас», – молила она. Но слезы уже бежали по ее щекам и капали на платье. Слезы обо всем и обо всех. Об Антонио, Лючии и их оставшемся без отца ребенке. О Белле. О себе и своих глупых мечтах. И о Бельдане, которого увел неизвестно к какой судьбе ухмыляющийся Симон Мальвиль.
Это ее вина. Если бы она была к нему добрее во время пути, он, наверное, заметил бы опасность и не бросался бы вперед сломя голову. Она хотела быть добрее. Сколько раз намеревалась протянуть руку, заверить, что по-прежнему его любит. Но давала о себе знать обида. Снова и снова. И тьма в ее душе оказалась сильнее любви.
– Ну-ну, – успокаивала ее мать Катерина. – Вы устали. Вам требуется отдых. Поговорим утром.
Комната Франчески оказалась маленькой и очень чистой. Но в окно колотились ветви средиземноморской сосны, и графиня решила, что ей не удастся уснуть. Белизна помещения напомнила об уединенном жилище Саверио, а запах вечнозеленого растения вернул во вчерашний день. Она понимала: стоит закрыть глаза, и тревоги за Бельдана многократно усилятся. Или хуже того, снова возникнет знакомый кошмар и она увидит пожар.
Но против всех ожиданий Франческа спокойно уснула. И ни колокола, ни молитвы монахинь, ни пение птиц на рассвете не разбудили ее до восхода солнца. А тогда прекратился сумбур в ее мыслях, и она поняла, что ей делать.
Поздно говорить Бельдану, как она его любит. Надо ему доказать свою любовь.
Глава 23
– Вы хотите сказать, что не способны написать даже собственного имени? – спросила пораженная Франческа, но мать Катерина только пожала плечами и улыбнулась.
– Читать я тоже не умею, – спокойно ответила она.
– Но как же вам удается управлять монастырем? И вести огромную переписку? Леди Беатрис мне говорила, что вся Европа ждет ваших писем. Оба папы, не говоря уж об императоре. Я сама видела пачки листов. Как же вы справляетесь?
Настоятельницу нисколько не смутили прямолинейные вопросы гостьи, и ее лицо опять озарила дружелюбная улыбка.
– Я не управляю монастырем. Монастырем управляет Господь. И посылает мне помощь, когда она необходима. Он благословил меня превосходными помощницами. Но сейчас сестра Мария Тереза заболела...
– Я могу записывать ваши письма. – Франческа не собиралась этого предлагать, но, когда слова сорвались с языка, идея показалась ей вполне здравой. – Отец диктовал мне письма к своим друзьям. А падре Гаска – свои идеи – так что я привыкла к аккуратности.
В лучах утреннего солнца лицо монахини осветилось радостью.
– Я знала, что вы мне это предложите, – благодарно кивнула она.
Многие посетители утверждали, что они могли бы быть сестрами – эти не похожие друг на друга крошечная монахиня и высокая графиня. Или по крайней мере тетей и племянницей. Какое-то сходство в них все-таки было: веснушки на переносице, цвет волос – у матери Катерины из-под белой шапочки выбивались пряди с той же рыжинкой, что и у Франчески.
– Спасибо, но я не ношу апостольника, – твердо сказала графиня, когда настоятельница принесла ей чистую одежду. – Предпочитаю распущенные волосы. И больше никогда их не спрячу.
Мать Катерина удивленно подняла бровь, но ничего не сказала. Франческа надела черное платье с белым передником. А голову ее украшали рыжеватые пряди. Но настоятельница удержалась от замечания, если даже и знала, что такое своеволие позволялось лишь женщинам «определенного сорта». Коснувшись ее волос, она заявила, что графиня выглядит очень привлекательно. Остальные сестры поддержали свою духовную наставницу.
С самого первого дня Франческа ловила на себе взгляды кардинала Конти. Но, понимая, что без его помощи ей не обойтись, боялась обратиться к нему – так напугала ее Мальтийская звезда, которую она увидела у него на пальце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99