бесхарактерную глуповатую молоденькую наследницу, привезенную из деревни, чтобы быть выставленной на брачном рынке под покровительством кузины, герцогини Бомонт.
Мамаши держались того же мнения. Правда, несколько раз были упомянуты мерзкие карикатуры из «Рамблерз мэгэзин», но добрые матроны заверяли, что почти никто не знает об их существовании.
Всю ночь Роберта танцевала и искала взглядом герцога Вильерса. Наконец она извинилась перед партнером, оттоптавшим ей все ноги, повернулась… и оказалась лицом клицу с герцогом.
– Вы должны простить меня, – произнес он, и глубокий голос, напоминавший мурлыканье тигра, прошил ее как разряд молнии. – Я едва не сбил вас с ног.
– Ваша светлость, – пробормотала она, приседая в реверансе.
– Насколько я понял, вы новый ягненок, привезенный на заклание лондонскому сезону. Впрочем, кто знает, возможно, вас ждет триумф. Теперь, когда мы снова встретились, будьте добры повторить свое имя.
– Леди Роберта Сент-Джайлз.
– Мой отец умер несколько лет назад, – совершенно не к месту заметил он. – Могу только предположить, что вашего постигла та же несчастная участь: не зря же вы поручены нежной заботе герцогини Бомонт.
Девушка вызывающе вскинула подбородок.
– Мой отец потрясен добротой и любезностью герцогини! – отрезала она.
– Разрешите пригласить вас на танец? Только учтите, что это может нанести серьезный ущерб вашей репутации. Но ведь я уже как-то предупреждал вас, не так ли?
– Разве? Я, должно быть, забыла, – бросила она, небрежно подняв бровь.
Он знал, что она лжет, но, похоже, это ему нравилось.
– Я никогда не соблазняю обедневших молодых леди, – вкрадчиво заверил он, – но всегда к услугам дам со средствами.
– Насколько я понимаю, – ответила Роберта, помолчав ровно столько, сколько полагалось для пущего эффекта, – моя добродетель может вынести один танец с вами в качестве партнера. Но так приятно сознавать, что, если меня одолеет страсть к саморазрушению, вы всегда к моим услугам. Такая любезность греет душу.
Герцог откинул голову и от души рассмеялся:
– Подорван собственной петардой! Но, признаюсь, я это заслужил. Идемте танцевать. Вы и в душе столь же цельная натура, какой кажетесь.
– Поскольку, как я понимаю, этот упрек вас не обидел, не стану притворяться, что пришла в ужас и сейчас упаду в обморок.
– Как в шекспировской «Лукреции», – вспомнил он. Вы, случайно, не изображаете Лукрецию, лицо которой сияет красотой и добродетелью?
– Звучит как описание идущей в битву армады. Ни в коем случае! Будь я Лукрецией, кинжал нашел бы дорогу в сердце Тарквиния.
– Браво! Но не бойтесь, леди Роберта, я никогда еще не унижался до насильственных методов Тарквиния.
– Вот как? Полезно знать, что запятнанная репутация далеко не всегда заставляет себя чувствовать «оскверненной тюрьмой».
– Совершенно ужасная метафора! Не понимаю, как мог Шекспир написать такое! – нахмурился герцог. – Уверяю, леди Роберта, что дамы уходят от меня такими же уверенными в собственной божественности, как накануне, а может, и немного больше. Я нахожу, что наслаждение – божественный дар. Не считаете?
Они вошли в бальный зал. Особое наслаждение, по мнению Роберты, заключалось в голодноватых взглядах, которыми окружающие женщины пожирали Вильерса.
– Полагаю, вы вряд ли играете в шахматы? – неожиданно спросил он. – Сегодня мне сделали весьма приятный сюрприз в этом отношении.
– Никогда не знала правил, – вздохнула она. Шахматная доска целую вечность пылилась в отцовской гостиной, и Роберте так и не пришло в голову подойти к ней хотя бы однажды. Если бы она только знала, что шахматы сейчас в большой моде!
Герцог, похоже, прочитал ее мысли.
– Почти никто в этом доме, – он кивнул в сторону веселившихся гостей, – не может считать себя сколько-нибудь достойным шахматистом. Разве только я и, возможно, наша хозяйка питаем к шахматам нечто вроде странного пристрастия.
Они переступили порог зала и остановились, ожидая начала нового танца. Роберте показалось, что Вильерс не чувствует себя обязанным развлекать ее. Мало того, уронил ее руку, а когда Роберта вопросительно посмотрела на него, оказалось, что он обменивается взглядами с молодой матроной, на высоко взбитых волосах которой умещался целый корабль.
– Чудо мореходства, – пробормотал он, поняв, что она проследила за направлением его взгляда. – А мадам Мур так изящна, что странно, как это она не опрокидывается чаще обычного.
Она ему уже надоела, и это вполне естественно. Он быстро устает от жизни.
– Насколько я понимаю, легкие фрегаты несложно взять на абордаж, – заметила Роберта, обмахиваясь веером. – Полагаю, это весьма заманчивая добыча для тех, кто слишком неуклюж или ленив, чтобы привлечь более остойчивое судно.
– Определенно неожиданные глубины характера, – признал он, и прозвучавшие в его низком голосе веселые нотки мгновенно успокоили Роберту. На душе стало гораздо теплее.
Звуки труб возвестили начало менуэта.
Герцог склонился перед ней. Роберта закрыла веер и сделала реверанс. Па танца повелевали, чтобы они держались на расстоянии, лицом к лицу. Она млела под взглядом этих полуприкрытых тяжелыми веками глаз. Сердце бешено колотилось.
В конце танца он взял ее руки, поцеловал и низко поклонился.
– Мой титул, леди Роберта, – герцог Вильерс. Надеюсь, мы скоро увидимся, тем более что я договорился о длительном шахматном матче с вашей хозяйкой.
Она, конечно, знала, что герцог считается лучшим шахматистом в Лондоне, но теперь поняла, насколько он азартен и во всем остальном. И что этот азарт – его слабость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91