А? Каково? Мне лично не по себе от подобных мыслей. Просто мороз по коже!
— Опять вы смеетесь! — упрекнула его я.
— Нет, нет и нет! Какие тут могут быть насмешки?.. Представьте себе: мы погуляли с вами, я проводил вас до дому, пошел к себе. Сажусь за переводы, а никаких интересных мыслей нет, работа не идет, за окном гудят пчелы, и я засыпаю… Просыпаюсь неожиданно в незнакомом месте, у ворот огромного города, окруженного высокой каменной стеной.
Я невольно рассмеялась, представив себе Вадима Александровича спящего у ворот незнакомого города. Любомирский строго на меня взглянул, и я спрятала улыбку.
— И тут подходит ко мне, — продолжил он, — некий старичок со связкой ключей на поясе.
— Постойте! — воскликнула я. — У вас получается совсем старомодная история!
— Я знаю, — сказал Вадим Александрович, — слушайте же!
— Да, я вся внимание! Кто же этот удивительный старичок, который в наш век всю еще служит привратником со связкой ключей на поясе?
— Апостол Петр. Я оборвала смех.
— Не понимаю вас.
— Все проще простого. Мы не знаем даты нашей смерти, как и даты рождения, заранее. Ведь могу же я умереть, вернувшись на рощинскую дачу? Могу. И, попав на Божий суд, как я буду себя чувствовать? Уж поверьте мне, Анна Николаевна, прескверно! Потому как всю жизнь бегал от святого причастия, как бес от ладана, не любил я наших священников и был человеком далеко не святого образа жизни. И придется мне раскаяться в том, что не верил я в милость Божью, жил в скверне и праздности… И милый старичок со связкой ключей у пояса может и не пустить меня в большой город, а укажет мне совсем иной путь. Туда, где жарко… Почти как здесь. И что я смогу поделать? Ничего, моя драгоценная Анна Николаевна!.. Вам же я советую начать верить прямо сейчас.
— Вы говорите почти так же, как мой духовный отец.
— Я открыл в себе новый талант — с вашей помощью, разумеется.
— У вас есть шанс стать проповедником. Вадим Александрович в раздумье покачал головой.
— Если вы будете холодны ко мне и так и не решитесь бросить супруга, то с горя я уйду в монастырь и посвящу свою жизнь борьбе с плотскими удовольствиями.
Я поняла, что мои щеки начинают розоветь.
— Вы неисправимы, Вадим Александрович, — сказала я недовольно.
— Не знаю, что способно меня исправить!
— А откуда вы знаете эту забавную историю о большом городе за высокой стеной?
— Давным-давно, — голосом опытного сказочника почти пропел Любомирский, но оборвал тягучий мед сказки, — мне рассказывала нянька, когда я был совсем маленьким мальчиком. Давным-давно я был маленьким мальчиком и любил нянькины сказки. Это нормально, когда дети любят сказки. Главное, чтобы все было вовремя и в меру. Как вы считаете, Анна Николаевна?
— Я согласна с вами.
— Ох уж эти нянькины сказки, — задумчиво произнес Вадим Александрович, — герой в них отважен и побеждает всех своих соперников. И царевна достается ему… И клад… И еще он в рай попадет пре-непременно. Хоть и дурак. Что поделать, я давно уже не ребенок, а очень люблю сказки. Вернее, верю в них. Скажите мне, Анна Николаевна, дурно ли верить в сказки в моем возрасте?
— Нет, не дурно.
— Может быть, опасно?
— Нет, не думаю.
— Надеюсь, — резюмировал Вадим Александрович, — на Высшем суде мне не поставят в вину то, что всю свою жизнь я любил сказки и верил в них больше, чем во что бы то ни было.
И опять он прислушался.
— Что с вами, Вадим Александрович? — не удержалась от вопроса я.
— Мне все кажется, что кто-то поет не очень далеко от нас.
— Поет?
— Да. Скажите мне, что я сумасшедший, но я настаиваю на своем. Мне уже несколько минут мерещится.
— Боже мой…
— Галлюцинации от жары, — предположил Вадим Александрович.
И мы пошли дальше, но тут и я услышала звонкий голос, не очень сильный, но приятный. И навстречу нам вышла Вирсавия Андреевна. Одета она была в светлое платье с оголенными до локтей руками, маленькая шляпка не закрывала ее лица.
— Доброе утро! — крикнула она нам издали.
— Это Вирсавия Андреевна, — сказала я Вадиму Александровичу, желая представить их друг другу.
— Я вижу, что это Вирсавия Андреевна, — ответил Любомирский. — Мы знакомы.
— Здравствуйте, моя дорогая Анна Николаевна, — сказала Вирсавия Андреевна, подходя к нам. — Доброе утро, Вадим Александрович. Я слышала, что вы в России, но не знала, где вы прячетесь.
— Рад вас видеть! — с восхищенной улыбкой ответил Вадим Александрович. — Признаюсь, я скучал!
— Ох, не лгите, льстец! — сказала Вирсавия Андреевна. — Идемте гулять все вместе! — весело предложила она, вероятно в душе забавляясь, что нарушила наше уединение.
— Я не знала, что вы на дачах! — сказала я.
— Я сама не знала, что буду здесь, — призналась Аверинцева. — Мы приехали вчера очень большой и шумной компанией. Всю ночь играли в преферанс. Теперь там все спят, а я отправилась гулять. Ни за что не простила бы себе, если бы пропустила такое прекрасное утро. А они, — Вирсавия Андреевна пренебрежительно махнула рукой в сторону дач, — пусть побеспокоятся, обнаружив, что меня нет.
Она была удивительно привлекательна. Ее полуобнаженные руки хватали то высокие травинки, то цветы, и сама она была подвижна и неутомима, как ртуть.
— Я слышал, как вы пели, — сказал Вадим Александрович.
— И зря! Я не люблю, когда другие слышат, что я пою.
— Почему? — спросила я с удивлением.
— Видите ли, прежде, когда был жив мой супруг, он часто развлекался тем, что просил меня спеть в присутствии гостей, теперь я ненавижу, когда меня слушают, так что я пою исключительно только для себя.
— Нам с Вадимом Александровичем следует извиниться перед вами — мы слышали вас, — сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56