– Ну и что? – спросил он. – Мы уже слышали сообщение в последних известиях вчера вечером. Что в этом особенного? Там был кто-то из твоих знакомых?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
– Ни в чем. Просто… такое несчастье. Так неожиданно…
– Несчастные случаи всегда неожиданны.
– Там был маленький мальчик.
– О, Боже мой, детей убивают во всем мире каждый день.
– Очень смешно!
– Не будь такой идиоткой.
– Сам ты идиот! Самодовольный осел! – сказала я и выбежала из комнаты.
Через час мне принесли телеграмму. По чистой случайности я первой открыла дверь и успела прочитать ее до того, как кто-нибудь узнал, что ее вообще приносили. «Пожалуйста, позвони квартиру 12.30 Фаррар». Я положила ее в карман. Дэвид позвал меня из комнаты:
– Эмма! Кто приходил?
В голове у меня стоял туман. Я притворилась, что ничего не услышала. Он снова окликнул меня, но я ушла на кухню. Молчание – самая убедительная линия поведения, решила я. В течение следующего часа я пыталась придумать, как выйти из дома в нужное время, чтобы добежать до телефонной будки на углу. Как сложно будет это сделать; тем, кто живет один, это трудно себе представить. Я почистила картошку и придумала множество поводов, ни один из которых не годился. Но так же невозможно было и отказаться от своих попыток, от этого практически невинного шага. Как можно заводить какую-то интрижку или говорить о каких-то чувствах, если нельзя вырваться из дома даже на пять минут?
В двадцать пять минут первого я поставила приготовленный ланч в духовку и спросила Флору, не хочет ли она немного прогуляться; сказала Паскаль, чтобы она приглядела за Джо, и спустилась вниз по лестнице. Я вообще не стала придумывать повода: просто вышла, дрожа как лист. Оказавшись в телефонной будке, Флора захотела сама опустить монетки, потом она села на пол и принялась изучать телефонный справочник.
Виндхэм поднял трубку почти сразу же.
– Это Эмма, – сказала я.
– Эмма, слава богу, что ты позвонила. Я сам пытался дозвониться до тебя, но трубку взял твой муж.
– Да, я знаю.
– Он узнал мой голос?
– Нет. Что случилось?
– Хуже не придумаешь. Просто не описать словами. Ты знаешь ту женщину, давшую нам деньги на театр, эту сумасшедшую, считающую себя потомком Гаррика?
– Миссис фон Блерке?
– Да. Она была на том самолете, разбившемся вчера над Атлантикой.
– Ты шутишь?
– Нет, я абсолютно серьезен.
– Они погибла?
– Если б я знал! Я пытаюсь это выяснить с одиннадцати вечера. Не представляю, что делать дальше, ни у кого нет списка спасенных, никто ничего не знает. Один к пяти, что она выжила и болтается сейчас в маленькой лодчонке посреди океана. Что же мне делать, черт возьми?
– А что ты можешь сделать?
– Что будет с этим разрезанием ленточки, шампанским и прочим?! Я сойду с ума! Если она мертва, неужели придется отложить из-за этого премьеру? Я и думать об этом не могу.
– Бедный Виндхэм…
– Думаешь, она прибудет под" занавес? Это безнадежно.
– Сколько ей?
– Шестьдесят. С хвостиком. Бедная женщина, она была такая милая, ей так хотелось познакомиться с Ее Высочеством. Какой ужасный случай…
– У меня не было знакомых, с которыми происходили бы несчастные случаи…
– Да? У меня есть такие. Но впервые подобное так близко меня касается.
– Могу я как-то помочь тебе, Виндхэм?
– Нет. Просто мне хотелось поделиться с тобой. Я здесь волнуюсь о горстке людей из «Кто есть Кто», а она болтается где-то в океане…
– Сколько человек в курсе?
– Только те, кто знал, на каком она самолете. Администрация, Сэлвин. Кажется, из труппы – никто.
– Ты можешь просто сказать, что ее приезд откладывается?
– Может быть. Мы увидимся сегодня вечером? Ты приедешь или ты такая примерная женушка, что не захочешь меня видеть?
– Я приеду, я не настолько примерная.
– Прекрасно. Хочешь, чтобы я прислал тебе цветы? Бутоньерку, как говорится? Я всем их посылаю, поэтому и тебе могу. С запиской якобы от твоего любящего дядюшки? Тебе понравится?
– Это совершенно неуместно.
– Очень жаль. Я мог бы перезвонить цветочнику. Для Натали Винтер уже готовы азалии в огромном горшке. На прошлом моем спектакле я послал ей букет каких-то невероятно крупных оранжевых цветов, и она прибыла на вечеринку с пристегнутым к платью букетом. Само платье было светло-вишневого шелка. По крайней мере, азалию ей пришпилить не удастся, разве что вместе с горшком… Мне следует послать родственникам миссис фон Блерке венок. Как ты думаешь, «Интерфлора» осуществляет поставки в Бостон?
– Виндхэм, мне пора идти.
– Куда?
– На ленч.
– Хорошо. Увидимся. Приятного аппетита. Спасибо, что выслушала.
Флоре не хотелось оставлять справочник: она вырывала из него страницы. Всю дорогу домой она кричала: «Книга, книга», и я была рада, что большего она еще не могла сказать. Когда мы вернулись, Дэвид спросил:
– Где вы были? Я ответила:
– На почте.
– Книга, – сказала Флора.
– Она хочет сказать «письмо», – пояснила я, повязывая ей нагрудник и усаживая за стол. – Она хотела сама бросить конверт в ящик, а я не поняла, поэтому теперь дуется.
– Она постоянно дуется, – заметил Дэвид и принялся играть с ней. Та сразу же пришла в восторг: она считает, что Дэвид самый забавный человек в мире.
Днем Дэвид ушел репетировать, а я сидела и думала о миссис фон Блерке и смерти в воде, играла с Флорой и прикидывала, как уложить волосы сегодня вечером. В пять прибыл Майк Папини, исполненный негодования на свою поездку поездом.
– Мне сказали, что он идет только до Оксфорда, – с несчастным видом произнес он, пока мы пили чай. – Мне не удастся уехать отсюда. Хорошо, что вы предложили мне переночевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56