И я ее пальцем не трогала. Просто ей попался капризный клиент.
У Спенса возникло сильное подозрение, что она лжет и девушку заперли в комнате давно. А значит, избивал ее либо охранник, либо сама мисс Фонтейн.
– Давай забудем об этой глупой девчонке, – продолжала мурлыкать Оливия, положив холеную белую ручку ему на грудь. – Она не имеет к нам с тобой никакого отношения.
Спенс сделал шаг в сторону, чтобы избавиться от ее прикосновения, и взял пиджак со спинки стула.
– Я никогда не указываю людям, как им следует жить, – хмуро заметил он. – Пока они не приносят вреда другим. Если женщина решает стать жрицей любви добровольно – это ее дело, и я не вижу в том ничего дурного… Если только это ее собственное решение.
Теперь он смотрел на Оливию в упор.
– Не хочешь же ты сказать, что я силком держала тут эту девицу? – нервно хмыкнула та, ежась под его суровым взглядом.
– Думаю, ты просто садистка. Тебе доставляет удовольствие мучить других людей, иметь над ними власть, – с отвращением проговорил Спенс.
– Ах вот как! Однако вчера ночью ты не возражал против моей власти! – вскричала Оливия, впадая в ярость. Она распахнула черный шелковый халат и приподняла свои пышные груди. – Признайся, тебе ведь понравилось! А теперь ты злишься, потому что эта старая праведница отчитала тебя, как мальчишку-певчего, пойманного за воровством церковного вина! Но ведь ты по-прежнему хочешь меня! – Руки ее скользнули вниз живота, к завиткам рыжих волос. – Я вижу это по твоим глазам. Признайся, что хочешь меня! Ведь у тебя никогда еще не было такой женщины.
Это точно. И он должен быть осторожным и осмотрительным, чтобы вновь не связаться с такой же. Кинкейд достал из кармана брюк пачку банкнот, скрепленных золотым зажимом, и отделил две бумажки по пятьдесят долларов.
– Думаю, ста долларов будет достаточно для покрытия долга этой девушки. Причем с лихвой, – сказал он. Потом, повинуясь внезапному импульсу, добавил еще одну купюру, помельче. – А это за твои услуги прошлой ночью.
Оливия задохнулась от бешенства.
– Десять долларов? Ах ты, ублюдок! Да мужчины платили мне сотни просто за возможность со мной пообедать! Я подарила тебе удовольствие, какого ты не сможешь получить ни от кого другого! Ни от кого!
Она бросилась на него, намереваясь вцепиться ему в. лицо.
Спенс схватил ее за руки и удерживал на расстоянии, стараясь не подпускать к себе. Тогда она попыталась лягнуть его ногой.
– Осторожнее, Оливия, ты можешь причинить себе боль!
Зарычав, она вонзила зубы в его запястье. Спенс инстинктивно отдернул руку, и Оливия, оставшись без опоры, упала на пол.
– Моу! – завопила она.
Кинкейд посмотрел – на месте укуса выступила кровь. Надо же – как будто кошка укусила.
Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, в комнату ввалился здоровяк охранник. Увидев распростертую на полу хозяйку, он, словно лев, прыгнул на Кинкейда. Спенс встретил его сокрушительным ударом в челюсть, и охранник рухнул на мисс Фонтейн, придавив ее своим немалым весом.
– Слезь с меня, идиот! – завизжала Оливия. Но Моу был слишком тяжел, чтобы она могла выбраться из-под его туши, и слишком оглушен, чтобы сделать хоть одно движение.
Оливия была вне себя от злости. Ее огненные волосы разметались по полу, глаза чуть не вылезли из орбит.
– Ты еще пожалеешь об этом! – прошипела она.
– Уже жалею, что оказался здесь, – ответил Спенс, достав из кармана носовой платок и невозмутимо обернув им разбитые в кровь костяшки пальцев. Он повернулся и спокойно пошел к двери, а Оливия закричала ему вслед:
– Ты вернешься, Кинкейд! Ты будешь меня умолять!
– Когда солнце взойдет на западе, – бросил он, обернувшись.
Взгляды их встретились, и Спенс содрогнулся. В глазах Оливии горел дьявольский огонь. Она способна была убить, и не просто убить, а получать удовольствие, нанося удары и мучая свою жертву. Кинкейд вышел и закрыл за собой дверь. Не приведи Господи снова встретиться с мисс Оливией Фонтейн.
Здание миссии располагалось на Честнат-стрит. Со стороны этот дом ничем не отличался от соседних: два этажа, мансарды с островерхими крышами, окна, выходящие на бухту, выступают фонарем, искусная резьба подчеркивает неповторимый викторианский облик здания.
Но внутри все было не так, как у соседей: мансарды были отведены под игровую, детскую спальню и учебный класс. Девушки жили по три в комнате. Да, здесь было тесновато, но у них было нечто гораздо более ценное – свобода.
Доктор Уоллес вышел из комнаты Клер. За ним семенила Шарлотта Маккензи.
– С ней все будет в порядке, доктор? – взволнованно спросила она.
Они остановились в маленькой гостиной у окна.
– Все будет хорошо, – ответил доктор. Он снял очки и, близоруко щуря утомленные глаза, принялся полировать стекла. – Все, что нужно, – это нормальное питание и покой. Начните с бульона, а потом можете дать что-нибудь более калорийное. Бедняжка. – Доктор вздохнул и водрузил очки на переносицу.
Шарлотта нахмурилась. Да, бедная девочка – а сколько таких она уже перевидала! Эти девушки жили с родителями на фермах или в маленьких городках, мечтали о замужестве и детях… И эти мечты были украдены у них жестокими, равнодушными мужчинами.
Она проводила доктора к выходу. Прощаясь, тот нежно взял ее за руку.
– Если вам что-то понадобится, позовите, я всегда к вашим услугам, И сообщите мне о здоровье девушки.
– Спасибо, доктор, я так и сделаю. Доктор не торопился выпускать ее пальчики, и в глазах его светилось лукавство. Он помолчал и наконец, решившись, произнес:
– Думаю, ваш отец гордился бы вами, если бы знал о ваших трудах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95