– Пендарвис, говоришь? Можешь гордиться такой фамилией. Да еще из Тревитила! Господи помилуй, это ж рукой подать от Трегони, где я родился и вырос. Доводилось тебе работать на «Щедром Альберте»? Нет? Благодари бога, Джек, такой дыры в жизни не видал, безнадежное место. Полгода без толку там потерял, когда был молодым да зеленым. Думал разбогатеть. Черта с два! Держись подальше от Тайвордского прихода, парень, мой тебе совет. Подай-ка кувалду, вон она, возле тебя валяется. Как по-твоему, есть какой-нибудь резон пробиваться глубже? Можем наткнуться на ребят, которые ниже нас копают, или стоит соединиться с Муки и его напарниками, что скажешь? Ты еще незнаком с Муни? О, парень что надо, башковитый, вроде тебя, мне за ним ни за что не угнаться, не подстраивай я так, чтобы он выполнял за меня половину работы. А он ничего не подозревает. Эй! У тебя свеча догорает, вот, возьми-ка быстро. Бери, бери, потом сочтемся. Так о чем ты спрашивал? А, как я остался без Мартина Берра, моего последнего напарника. Он теперь сильно закладывает за воротник, вчера вечером я видел его «У святого Георгия». Он, видишь, еще на костылях ходит, ну и грохнулся с крыльца, вот дочка и пришла за ним, отвести его домой. Но упал-то он спьяну, а не потому, что ноги у него сломаны. Как он ноги сломал? Да свалился с лестницы на тридцатом уровне и обе ноги-то и переломал. Уильям Старк говорит? «Слышу, треск раздался, а Мартин уже пролетел два горизонта и лежит». Уильям может нас обойти. Но уж как Мартин потом стонал – на весь рудник! В жизни не слышал, чтоб так выли, не приведи Господь. Никто не мог его вытащить наверх, пока мисс Дин не велела опустить бадью, в которой руду поднимают, мы так и сделали. Ты б видел его, Джек, переломанные ноги торчат из бадьи, поднимается потихоньку, сажень за саженью, словно на небеса. И все время кричит, понимаешь, мне даже стыдно за него стало – ведет себя как плаксивая девчонка.
Как говорливый горный ручей, что струится, не пересыхая даже в самые жаркие месяцы лета, так Трэнтер Фокс болтал, не умолкая ни на минуту. Это было на руку Коннору во-первых, не было необходимости говорить самому и тем самым выдать случайно свою неопытность в рудничном деле, и во-вторых, давало возможность все узнать о «Калиновом», ни о чем не расспрашивая.
К перерыву на ленч Кон уже знал, что дела на руднике шли хорошо с тех самых пор, как мисс Дин почти три года назад унаследовала его от отца – обстоятельство, удивлявшее чуть ли не каждого. Не то чтобы и раньше не знали, что у нее есть голова на плечах, уверял Трэнтер. Но все-таки она – женщина, к тому же молодая, которую в двенадцать лет отослали учиться, а вернулась она, когда ей было восемнадцать, так что, конечно, она оторвалась от жизни небольшой, но тесно спаянной общины деревни.
– Теперь некоторым шахтерам не по нутру, что приходится, так сказать, подчиняться ей, поскольку она дама, а не мужчина. Зато другие за нее жизни не пожалеют, потому как при ней стали зарабатывать куда больше. Что до меня, то мне она нравится. Не придирается, не требует больше того, что я могу, и сама там наверху работает не меньше любого мужика. А потом, на нее и посмотреть приятно.
Трэнтер ухмыльнулся, его черные глаза на чумазом лице задорно сверкнули. Он был уроженцем Корнуолла, низенький, не больше пяти футов ростом, но крепко сбитый, сильный и проворный, как обезьяна. Он звал Коннора «сынок» и «парень», хотя ему самому было лишь около тридцати. Как Джеку. Он сообщил, что работает под землей уже двадцать лет – начал девятилетним откачивал воду на оловянном руднике, – и Коннор поймал себя на том, что невольно прислушивается, нет ли в его дыхании характерного присвиста туберкулезного больного или глухой одышки от начинающейся пневмонии. Но коротышка шахтер выглядел здоровяком, и когда не говорил, то пел. Главным образом он пел церковные гимны – чаще всего «Будь верен Мне», перемежая их весьма земными кабацкими песенками. Он был немного утомительным, но приятным товарищем, и к тому времени, как они, вымотавшись, спустились вниз на восьмидесятый горизонт, чтобы перекусить с Муни Донном и его бригадой, Коннор решил (когда подошли другие шахтеры), что с напарником ему несказанно повезло.
Для ленча выбрали наспех место, где было относительно прохладно и сухо, и расселись кто на бочонках пороха, кто на обрезках досок, принесенных с собой. Коннор не захватил никакой еды, и остальные поделились с ним хлебом, сыром и беконом, Трэнтер даже выделил ему на десерт половинку яблока и кусок сладкой коврижки. Под грохот дробильной машины и шум паровых насосов, беспрерывно откачивавших воду из глубоких штолен, они вели обычный шахтерский разговор о богатых жилах, которые когда-то нашли или хотели бы найти, о том, сколько денег надеялись получить в конце недели, когда добытую ими руду отделят от пустой породы и взвесят, о том, кто больше устал, кто сильнее, кто дольше работает. Коннор не удивился, что в разговоре все время всплывало имя мисс Софи Дин, собеседники не могли противиться искушению поговорить о ней, и среди прочего он услышал немало сальностей, впрочем, не столь много, как можно было ожидать. Но нравилась она кому или нет, все до единого относились к ней с уважением, и похоже, единственным ее недостатком было то, что она женщина.
В штольне на более чем стометровой глубине воздух был горячим, спертым и нездоровым, ядовитая смесь чада свечей и порохового дыма мешалась с дыханием людей и влажными испарениями и мутной пеленой висела в воздухе. Один из напарников Муни Донна поперхнулся хлебом и зашелся в кашле, что дало повод Трэнтсру напомнить «Мисс Дин заказала новый вентилятор».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123