Однако ответ ускользал от него, оставаясь по-прежнему загадкой. Мысли о Кэт были бессвязны, на память приходили лишь отрывочные, но яркие образы. Он видел, как она склоняется к раненому фермеру, придавленному телегой, и легко касается пальцами его лица. Вот она, подобно хрупкой сказочной королеве, спускается по лестнице в Уэддингстоуне, опираясь на руку Ноула; вот улыбается ему дрожащей улыбкой, глядя, как он склоняется над нею с ножом, а вот уходит от него по темному коридору под руку с Джулианом. Он вспоминал, как она держала голову, как смеялась, как иногда, в минуты глубокой задумчивости, прижимала кончики пальцев к губам. Ему представлялось, как она обменивается с Дианой веселым заговорщическим взглядом, полным взаимопонимания, как опускается рядом с ним на колени в амбаре и бережно подносит к его губам бутылку с водой. Но чаще всего память возвращала его к их последней встрече, к последней безумной ночи, проведенной вместе, и ему приходилось вновь и вновь повторять себе страшную правду: то, что он принимал за страсть и нежность, было на самом деле хитростью и коварством.
«Мне известно кое-что такое, что могло бы тебе пригодиться», – сказала она в ту ночь, и в его ушах все еще звучал ее нерешительный, как будто даже застенчивый голос, он все еще видел, как она стоит, глядя в бокал с вином. До чего же ловко она это проделала и как легко он проглотил наживку!
Порой ему приходило в голову, что она, возможно, не ведала, что творила, не отдавала себе отчета в том, какие последствия его ожидают. Но он понимал, что это самообман. Она же не дура, она должна была все знать и предвидеть. Просто ему следовало догадаться, насколько сильна в ней жажда мести после изнасилования, но он ее недооценил. В этом все дело, никакого иного объяснения быть не могло. Да, был случай, когда она заслонила его своим телом от пистолетного выстрела, но в Уэддингстоуне все изменилось. Он повел себя с нею по-скотски, отказал ей в человеческом отношении и сделал ее жертвой своего гнева, похоти и ревности. Мог ли он теперь обвинять ее за избранный ею путь мщения? Возможно, у него и не было такого права, но он презирал ее за низкое коварство. Уж лучше бы она зарезала его во сне.
Его мысли метались по кругу, не находя выхода. Он принялся воображать во всех гнусных и отвратительных подробностях, что сделал бы с нею, если бы только мог до нее добраться. В основном это были разного рода эротические фантазии. Но вот удивительно: какие бы извращенные и унизительные способы совокупления ни изобретал его ум, каждое такое действо в его мечтах кончалось тем, что Кэт вскрикивала от наслаждения, а не от боли. При мысли о том, что жить, ощущая себя наипервейшим на всем белом свете болваном, осталось всего три дня, ему становилось немного легче.
Услышав скрип ключа в замочной скважине, Бэрк напрягся всем телом. Никогда нельзя было угадать заранее, зачем они пришли: то ли накормить его тошнотворной бурдой, которую называли обедом, то ли выдать очередную порцию тумаков для собственного удовольствия.
– Подними свой зад, лорд-виконт, – грубо приказал стражник, пнув его сапогом.
Бэрк прищурился, ослепленный огнем свечи, и попытался приподняться.
– Встать, я сказал!
Его схватили за ворот, вздернули на ноги и грубо протолкнули в дверь. Пролетев наискосок через зловонный коридор, Бэрк ударился о противоположную стену и едва не потерял сознание. Он уже скользил по стене вниз, когда охранник вновь поставил его на ноги, ухватив за шиворот, и грубо встряхнул.
– Я тебя тащить не собираюсь, грязная свинья! Пошел!
Еще несколько дней назад Бэрк непременно оказал бы хоть какое-то сопротивление, просто выругался бы, на худой конец, даже несмотря на то, что любое проявление непокорства, как ему было отлично известно, влекло за собой непомерно жестокое наказание. Но в последнее время он потерял интерес к подобным подвигам. Они не стоили затраченных усилий. Поэтому он, спотыкаясь, побрел босиком по затихшему коридору к каменным ступеням, ведущим к обитой гвоздями дубовой двери. Стало быть, бить его сейчас не будут. Избиения всегда происходили либо в камере, либо в коридоре, а эта дверь вела к кабинету начальника тюрьмы. Охранник постучал кулаком по обшарпанной дубовой панели, и зарешеченное смотровое окошко, проделанное на уровне глаз, отворилось. Чьи-то глаза безучастно оглядели Бэрка. Потом окошко захлопнулось, а дверь отперли изнутри. Бэрк вошел сам, опередив движение стражника, собиравшегося толкнуть его в спину, и тотчас же прикрыл глаза ладонью, заслоняясь от непривычно яркого света настольного фонаря. За спиной у него опять лязгнула щеколда. Кто-то запер дверь.
Бэрк, щурясь, заглянул в дальний угол комнаты, куда не доставал свет фонаря, и с трудом разглядел высокого, несколько сутулого мужчину в коричневой монашеской рясе. Так одевались священнослужители из близлежащего монастыря, взявшие на себя заботу о душах заключенных и приговоренных. Значит, святой отец пришел помолиться о нем? Отлично, у Бэрка не было никаких возражений. Он не сомневался, что молитва пойдет на пользу его душе. Обхватив себя руками, чтобы не рассыпаться на части на глазах у человека в рясе, он стал ждать.
– Какого дьявола вы с ним сотворили, прах вас побери? – возмутился между тем монах.
Бэрк изумленно заморгал. Кроткие служители церкви обычно так не выражались.
Начальник тюрьмы лейтенант Уилер был невысок ростом, чопорен и педантичен на вид, с обманчиво сдержанными манерами. В этот раз он был при полном параде, пуговицы и сапоги надраены до немыслимого блеска, красный мундир тщательно вычищен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146