Чако наблюдал за Инес, которая так выпрямила спину, словно проглотила аршин, стараясь показать свое высокомерие. Очевидно, она была второй женой Дона де Аргуэлло, так как была намного моложе той, о которой рассказывала его мать. Он подумал, что ей должно быть лет тридцать пять, может быть, они были ровесниками с ней. Инес была такого же дворянского происхождения, как и ее супруг, судя по ее высокомерному тону.
Повернув за угол, она поднялась по двум лестницам, а затем прошла мимо открытой двери, выходившей на площадку. Инес остановилась, показав рукой, чтобы он прошел вперед к комнате с двойными дверями.
— Дон Армандо ждет вас там.
Чако кивнул, не желая даже благодарить ее. Его прошлое ставило его в ранг униженного. Он направился вперед не оглядываясь.
В гостиной де Аргуэлло сидел в кресле с высокой спинкой перед камином. У старика были седые волосы, строгий профиль, но взгляд его оставался свирепым, несмотря на его болезнь. Он выглядел худым, рядом с креслом стояла трость.
— Пожалуйста, садись, — сказал он вежливо, но строго.
Чако сел напротив него.
— Ну так, значит, ты мой сын.
— Я сын Онейды, — уточнил Чако.
— Она говорила тебе обо мне?
— Она рассказывала мне лишь то, что вы дали ей вольную и немного денег, чтобы она уехала, когда забеременела. Она не говорила, что именно вы являетесь моим производителем, — грубо и с насмешкой отчеканил слова Чако, что, конечно, не могло не задеть старика. Для отца подобные слова были, безусловно, оскорблением. Однако слово «отец» было слишком добрым, и Чако не мог его произнести, и еще он думал, почему мать не говорила ему всей правды. — Вы изнасиловали ее!
Внимательно взглянув на него, де Аргуэлло сразу же ответил:
— Нет. — Его ответ был вполне определенным и решительным. Чако был склонен даже поверить ему. — Я ухаживал за твоей матерью, — сказал старик. — Но она ведь была…
— Рабыней.
— Служанкой, — поправил де Аргуэлло.
Конечно, эти испанские дворяне никогда бы не смогли признать, что силой удерживали молодых индианок и полукровок. Несмотря на то, что они считались работницами, жалованья им не платили.
Де Аргуэлло продолжал:
— В то время была еще жива моя первая жена. Хотя все уже в прошлом и сейчас это не важно.
— Нет, важно. Для меня очень важно. Моя мать умерла в нищете, в грязной хижине.
Надо признать, что де Аргуэлло, казалось, был огорошен, услышав это:
— Я знал, что она умерла, хотя и не знал, как это случилось. Она умерла от болезни?
— От лихорадки. У нас не было денег, чтобы пригласить врача или купить нужное лекарство. — Однако вряд ли какое-либо лекарство тогда могло помочь его бедной матери. — Она делала любую работу, чтобы как-то прокормить нас. — Чако даже подозревал, что его мать занималась проституцией после смерти отчима Чако Рубена. — У нее была тяжелая жизнь, но она сохранила чувство собственного достоинства.
Де Аргуэлло молчал.
— Когда-то вы ее спровадили отсюда, — продолжал Чако. — А сейчас пишете мне письма и ищете со мной встречи. Вы меня совершенно не интересуете, и мне безразлично, что вам надо от меня. Я приехал лишь для того, чтобы сказать вам это в лицо.
Де Аргуэлло опять посмотрел на него внимательным взглядом:
— Тебя даже не интересует наследство, которое ты мог бы получить?
Услышав это, Чако замер, но затем сказал:
— Не хочу я ни вашей земли, ни ваших денег. — Наверное, говоря о наследстве, де Аргуэлло хотел расположить к себе Чако. Для Чако же согласиться на это неслыханное предложение означало предать, оскорбить память матери. — Неужели вы хотите оставить что-то метису, да еще незаконнорожденному?
Старик пристально смотрел на огонь:
— Ты мой сын, в тебе моя кровь. Я должен сначала присмотреться к тебе, оценить тебя.
— Оценить меня? — недоуменно произнес Чако. Что себе вообразил этот старикашка, кого он возомнил из себя? — У вас нет и не может быть никакой власти надо мной.
— Но ведь ты единственный ребенок, в жилах которого течет моя кровь, — гордо заявил де Аргуэлло.
Так вот, значит, что волновало старика, подумал Чако, а затем сказал:
— Единственное, что у нас с вами общее, так это то, что я был вами произведен.
— А я так не думаю. Я наводил справки о тебе. Ты во многом похож на меня. Ты смелый человек, ты работал, имея дело с оружием, ты меткий стрелок. Я тоже в молодости был смелым.
— Не таким уж смелым вы были, раз не женились на моей матери, — сказал Чако и подумал, что если бы только де Аргуэлло захотел, он мог бы бросить вызов обществу, церкви и своим родственникам. — Вы даже не сочли нужным справиться о ней спустя годы.
— К сожалению, что было, то было.
— И это все, что вы сейчас можете сказать? — спросил Чако, думая, что вообще можно было ожидать от этого старика, извинения, что ли? Вставая и не видя причины более задерживаться здесь, Чако посмотрел на де Аргуэлло и произнес: — Не пишите мне больше писем, никогда.
— Ты мне приказываешь?
— Если я получу хотя бы еще одно письмо, я вернусь сюда и заткну его вам в глотку.
Де Аргуэлло молчал, а Чако буквально выскочил из гостиной и в коридоре чуть не сбил с ног Инес.
Выйдя из дома, он вскочил на лошадь и ускакал прочь, обернувшись лишь один раз. Однако странное чувство, которое он ощутил у входной двери, заставляло его вернуться назад. Сам он хотел лишь бежать отсюда без оглядки. К тому же лошадь тоже стала нервничать, она вскидывала голову и становилась на дыбы. Тем не менее он все же справился с ней. Когда он проехал полмили от дома де Аргуэлло, лошадь расслабилась и странное чувство отступило.
Много причин было у Чако для появления этого странного чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85