Если она догадается, кто это, то и адвокат не потребуется, чтобы вызволить отца из тюрьмы.Когда девушка спешилась у дома Маккуэйдов, ни Тэры, ни Росса поблизости не было.– Тэра! Мистер Маккуэйд! Где вы?Ответом ей было только сердитое чириканье потревоженной птицы. Эмма обошла загон, отметив про себя, что пролеты ограды валятся в разные стороны, как пьяные, заглянула в амбар с давно облупившейся побелкой и в курятник, вызвав суматоху среди наседок. Но даже их истошное кудахтанье не привлекло внимания ни одного из Маккуэйдов.Для дневного сна было рановато, но Эмма все же поднялась на крыльцо и постучала. Никто не ответил. Самое время ехать домой, готовиться к разговору с адвокатом, но что-то заставило девушку отворить дверь и ступить через порог.Когда-то она была частой гостьей в доме Маккуэйдов, но со дня своего возвращения не бывала здесь ни разу. Гостиная показалась меньше, чем она помнила, но женская рука поработала над убранством, придав ей уюта. На диване лежало с полдюжины подушек в вышитых наволочках, кресла у камина прикрывали чехлы, тоже вышитые, однако основное очарование придавали помещению картины акварелью, маслом и углем, в изобилии украшавшие стены. Через открытые двери можно было видеть, что их немало и в столовой. Эмма переходила из комнаты в комнату, с восхищением их разглядывая. Все это были рисунки Тэры.Для нее явилось откровением то, как увлеченно подруга предавалась живописи. То есть Эмма знала, как талантлива Тэра, но и понятия не имела, что она посвящает рисованию столько времени. Подруга редко упоминала о своем увлечении.Эмма с трудом оторвалась от созерцания серии акварелей, изображавших различные по форме вазы с букетами, то умело и строго подобранными, то составленными небрежно и буквально выплескивающимися на стол. В гостиной ее заворожила картина маслом с жеребятами, играющими на лугу. Девушка сразу узнала место. Детали были выписаны любовно, с тем оттенком небрежного изящества, который делает картину шедевром.Чуть в стороне от других было несколько репродукций, сделанных с умением почти непостижимым, и только причудливое «Т», которое Тэра всегда ставила на своих рисунках, говорило о том, что это не подлинник.Странное дело: чем дольше смотрела Эмма на прекрасные работы подруги, тем неуютнее ей становилось. Что-то стучалось в подсознание, что-то предостерегало ее. Наконец она оказалась у лестницы к спальням, снедаемая властным желанием подняться и заглянуть в комнату Тэры. Ее так влекло туда, словно невидимая рука тянула за рукав. Уверив себя, что просто хочет оставить записку на столе, девушка начала подниматься по лестнице.Разумеется, она бывала и здесь. На узкой кровати лежало другое, но столь же простое одеяло. Рядом стоял мольберт, валялась палитра с красками. Кисти и угольные карандаши торчали из деревянного стаканчика. Старое платье, все в пятнах краски, распоротое по швам и служившее теперь фартуком, было небрежно переброшено через спинку стула.К удивлению Эммы, на стенах не висело ни одной картины или хотя бы наброска карандашом. Желтые обои местами порвались от ветхости и выглядели голо без единого цветного пятна.– Странно… – вслух сказала Эмма.Проходя к окну, чтобы оглядеть окрестности в поисках хозяев, девушка нечаянно пнула ногой что-то лежащее под кроватью и наклонилась посмотреть, что это. Там лежала целая стопка набросков. Из любопытства она достала их и принялась рассматривать.Верхний изображал Бо. У Эммы сжалось сердце, когда она увидела фамильные черты Гарретсонов. Она никогда не думала о том, что братья так похожи. Бо смотрел на нее с листа задумчиво и серьезно.Набросок был выполнен тщательно и любовно. Глядя на него, девушка почувствовала, как у нее подступают слезы. На следующем рисунке оказался дом Гарретсонов на закате. Тэра сумела в точности передать великолепный закат Монтаны. Как и первый, этот рисунок явно был сделан еще до смерти Бо, потому что в нем чувствовалось лишь любование красотой.Эмма подумала, что для Тэры то был дом ее будущего. Будущего, которое так и не стало настоящим. Как же это печально!Однако при виде третьего рисунка у нее округлились глаза. На нем было Дерево висельника на фоне сумрачного закатного неба. Каждая сухая веточка, каждый нелепо вывернутый сук были изображены с удивительной точностью, вплоть до ветки, на которой много лет назад повесился безымянный бродяга. Дерево казалось реальным и как будто выпирало из листа. Коснувшись пальцем ствола, Эмма поняла, что рисунок сделан не углем, а масляной краской. Просто краска была почти черной.Как правило, линии и мазки на рисунках Тэры были плавными, чуть размытыми. Здесь же они были резкими, почти грубыми, и в целом картина могла бы произвести гнетущее впечатление даже без завершающего зловещего штриха – кроваво-красного пятна в центре.Кисть лишь коснулась темного ковра травы, но своей кричащей яркостью пятно притягивало взгляд. Оно отмечало то место, где упал убитый Бо.Дальше шла целая стопка рисунков, схожих во всем, кроме одного: от рисунка к рисунку пятно крови в траве все росло и росло. На самом последнем дерево словно вздымалось из целого озера крови.Эмма ощутила леденящий ужас, не понимая точно почему. Руки ее разжались, и рисунки разлетелись по полу.Желание бежать, немедленно покинуть эту комнату охватило ее, и она едва собралась с духом, чтобы собрать рисунки. Задвигая их под кровать, девушка заметила еще какой-то лист, когда-то многократно сложенный, а теперь расправленный. Она бы и не подумала заглянуть в него, если бы не случайно брошенный взгляд.То был лист из приходной книги с ранчо «Эхо», исписанный аккуратным, несколько витиеватым почерком Уина Маллоя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99