Фиона шарахнулась от него, когда он стал устраиваться на ночь в куче шкур, которые ей только что пришлось покинуть. Сердце ее колотилось; волоча за собой спальный мешок, она поскорее выбралась из палатки.
Холодный морской воздух заставил ее поежиться. На чистом небе сияли россыпи звезд, а со всех сторон палубы раздавалось негромкое похрапывание. Девушка глубоко вздохнула и стала осторожно пробираться между спящими викингами. Наконец она достигла кормы корабля, однако тревога не отпускала ее. Даг ее ненавидит, и его брат высказал это вполне откровенно; но ей все равно придется лечь рядом с ним, отдавшись под его защиту.
Вытряхнув спальный мешок, Фиона расстелила его на жестких досках палубы и, чтобы хоть немного согреться, забралась в него с головой. Мешок был сшит из двух шкур, вывернутых мехом внутрь; он пропах пылью и потом.
Непривычные звуки моря не давали уснуть; потрескивание мачты, хлопанье паруса, плеск волн, разбивающихся о борта, – все это постоянно напоминало о странном, пугающем мире, в котором ей теперь придется существовать. До этих пор вся ее жизнь проходила на мягких, ласкающих просторах Ирландии – страны теплых туманов, невысоких покатых холмов, обкатанной морскими волнами округлой гальки на берегу, напоминающих о далеком прошлом. Все это осталось теперь где-то далеко-далеко; ее новый мир состоял из режущего морского ветра, ослепительного сверкания волн, острого запаха протухшей рыбы и потных человеческих тел.
Фиона подумала об уютной теплой постели, которую она делила со своей сводной сестрой. Все это теперь сожжено, родные уничтожены. Отец, юный Дермот мертвы. Дювесса, Сиобхан, может быть, остались в живых, но потеряны для нее навсегда.
В горле у нее встал ком, на глаза навернулись слезы. Вплоть до этого времени она не представляла, как много все это для нее значит.
Картины былой жизни одна за другой проплывали в ее сознании. Вот отец ласково поддразнивает ее, осторожно дергая за туго заплетенные косички, и называет милой малышкой. Доналла всегда отличало умение быть нежным, которого недоставало большинству воинов; возможно, именно это его свойство так очаровало Айслинг, что она оставила мир лесов и вышла замуж за воина-христианина.
Только теперь Фиона поняла, что никогда по достоинству не ценила своего отца. Священнослужители утверждали, что, когда человек умирает, душа его попадает на небеса. Может быть, он сейчас там и видит ее, сочувствует ее тяготам? Если бы он только мог сказать, как ей лучше поступить, – на этот раз она послушалась бы его.
Девушка едва удержалась от того, чтобы не разрыдаться. Прошлая жизнь закончилась, словно ее и не было, а случавшиеся тогда беды и заботы теперь казались совершенно ничтожными. Подумать только, когда-то все ее мысли были заняты браком между ней и Сивни Длиннобородым! Тогда она не знала, что значит настоящее отчаяние. Хотя Сивни и представлялся ей отвратительным и грубым, он бы никогда не отверг то тепло, которое она могла принести в его дом. Наверняка он бы защищал ее, даже баловал; зато теперь с ней обращались хуже, чем с собакой.
Трудности ее новой жизни только начинались. Она слышала, что норманны используют пленников для выполнения тяжелых работ на своих полях. Неужели теперь ее судьба – проклинать жизнь в бесконечном рабстве? В другом случае ее будут использовать как рабыню для постельных утех, а потом просто вышвырнут, когда она потеряет свежесть и привлекательность.
Фиона всхлипнула. Какой же она была дурой – предала своих родных, своего отца! Острая боль жалости к себе пронзила ее, и на палубу уносящегося в темноту ночи корабля викингов из ос глаз брызнули горькие слезы отчаяния.
Женщина плакала: до Дага явственно доносились ее рыдания. Он попытался заставить себя не обращать внимания на эти разрывающие его сердце звуки, ведь она была всего лишь испорченным капризным созданием. Ему с самого раннего детства внушали, что преданность роду куда важнее самой жизни, и с точки зрения его соотечественников, помощь, оказанная ему ирландкой была совершенно непростительным предательством.
Но все же почему она это сделала? Пожалела его, раненого, беспомощного, брошенного в отцовскую темницу, и решила вылечить, потому что не могла видеть его страданий? Даг вполне мог понять подобные чувства; он и сам с трудом переносил страдания других людей. Будучи ребенком, он постоянно возился с ранеными животными, несмотря на насмешки друзей, которые считали подобные сантименты признаком слабости.
Но сочувствие к слабому было наверняка не единственной причиной: ирландка не только обработала его рану, но и пыталась соблазнить его. Что же побудило ее спуститься в подземную темницу, где она разделась и попыталась отдаться врагу своего отца? Во всем этом не было никакой логики. Сначала она предала свой род, ухаживая за врагом, а затем, когда Даг спас ее от насилия и смерти, гневно отвергла его. Если бы женщина и в самом деле была так развращена, ей не составило бы труда удовлетворить любого мужчину. Вместо этого она плюнула ему в лицо.
Неожиданная догадка заставила его похолодеть. Теперь эта женщина знает, что она находится на борту корабля Сигурда, что все люди служат ему. Не вообразила ли она, что сможет стать наложницей брата, после чего ее тонкую гибкую шею обовьют жемчуга, а нежные руки не будут знать другой работы, как только разминать усталые мышцы своего властелина да ласкать символ сто мужественности?
Подобная картина застала Дага врасплох. Как это по-женски – выбрать себе в качестве властителя человека из высших слоев общества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125