Мэлгон глубоко вздохнул. Даже теперь, держа жену в своих объятиях, он чувствовал ее отдаленность и скованность. Подобно ему самому, супруга искала лишь телесной близости, во многом заменявшей им истинное взаимопонимание. Но она и не хотела быть по-настоящему узнанной, а Мэлгон трусливо мирился с ее скрытностью. Верно заметил Элери: легко забыть, что Рианнон – его королева, его жена.
Во время похода он часто думал о ней, гадал – как она там сейчас? Но ни разу король не задумывался о своих чувствах к ней, а уж тем паче о том, чего сама Рианнон могла хотеть от него. Теперь же пришло время выяснить их отношения, по крайней мере договориться, как жить дальше.
– Я должен объяснить тебе, откуда взялся Рин, – начал Мэлгон. – Я не собирался преподносить тебе сюрприз. Мне и самому всего несколько недель назад стало известно о его существовании. – Тут ему показалось, что Рианнон в смущении пытается высвободиться, и он крепче сжал ее руки, чтобы она его выслушала до конца. – Разумеется, я помнил об этой женщине, – продолжал король. – Но не знал, что у нее родился ребенок. Наверное, можно было бы обвинять ее за молчание, но, поскольку она привела веские доводы, мне трудно было что-либо возразить.
Мэлгон тяжко вздохнул, стараясь найти нужные слова.
– Она родила за несколько месяцев до Авроры. Зная, что я ожидаю законного наследника, мать Рина решила сохранить все в тайне. Но Аврора вместе с ребенком умерла, и, кажется, было бы вполне естественным явиться ко мне и сказать, что жив мой первый сын. Однако она так и не решилась, потому что считала, что я убит горем и не смогу принять другого ребенка. – Мэлгон поморщился, словно от боли. – И она была права. После смерти Авроры я превратился в настоящее чудовище. Переполненный ненавистью ко всему живому, я был бы не в состоянии полюбить Рина. Потом у нас разразилась лихорадка. Мать хотела спасти свое дитя и не была уверена, что в моем доме – самое лучшее место для этого. Потому она увезла его в маленький, по довольно зажиточный, рыбацкий поселок, жителей которого сытно кормило море да прилегавшие поля. И хотя они не были богаты, Рин вырос сильным и здоровым, к тому же не испорченным неизбежными придворными интригами. Возможно, это самый щедрый дар его судьбы. Рианнон замерла. Она почти не дышала. – Я не знаю, почему она все-таки решилась сказать мне о Рине, – говорил король. – Может, услыхала о моих военных успехах или сочла несправедливым лишать мальчика наследных прав. А может, ровно столько времени потребовалось ей, чтобы забыть свою обиду.
Он подавил улыбку, вспомнив, как изменило материнство некогда беспечную и благодушную Морганну: как настороженно прищуривалась она, слушая его, и с какой горечью объясняла причину восьми зим молчания. Теперь, подобно тигрице, она готова была защищать свое дитя когтями и зубами.
– Я просто не поверил ей, когда она впервые явилась в наш лагерь. – Король настолько погрузился в воспоминания, что почти забыл о женщине, которую сейчас обнимал. – Морганна не соглашалась показать мне сына, пока не настанет утро. Она сказала, что ему надо отдохнуть. Что за мучительная ночь, полная ожиданий! Я не сомкнул глаз, так как боялся, проснувшись, обнаружить, что это всего лишь сон. – Мэлгон уставился на покрытую листьями поляну, словно видел на ней свои ожившие воспоминания. – Когда же, наконец, я встретился с ним, это было так странно. И это был один из самых значительных дней в моей жизни. Мэлгон смущенно улыбнулся, подумав, что, наверное, Рианнон смотрит на него, как смотрят на умалишенных. Он поглядел в лицо жены. Но она, как всегда, была совершенно серьезна; ее фиалковые глаза испытующе смотрели на мужа.
– Рин был очень вежлив при нашей первой встрече, он учтиво поздоровался со мной, однако, как только я его отпустил, природа взяла свое. Он настоящий сорванец и, думаю, только и ждал, когда закончится церемония нашего знакомства, потому что тут же снова помчался играть. Видела бы ты, как он выскочил из хижины. Как сокол, славный маленький золотистый сокол... – Мэлгон мечтательно улыбнулся.
Наконец, вновь собравшись с мыслями, он добрался до самой сути дела.
– Моргана поняла, что я заберу его с собой. Она плакала и умоляла не отнимать сына насовсем... – Король снова запнулся. Тяжкая мысль не давала ему покоя: неужто эта женщина победила его хваленую трезвость и расчетливость обыкновенными бабьими слезами? Но одними ли только слезами? Не одолело ли Мэлгона давнее воспоминание о пышном, гостеприимном теле Морганны, о ее роскошных грудях с огромными сосками, похожими на полноцветные розы, воспоминание о светло-каштановых волосах на лобке, блестящих при свете пламени?..
Мэлгон отогнал эти мысли. Морганна ему больше не нужна. После Рианнон эта женщина была словно мягкий пресный хлеб в сравнении с очаровательным пикантным яблочком. Одна была чувственна, но слишком уступчива, другая же дразнила и увлекала его воображение. И все же перед Морганной он до сих пор испытывал чувство вины. Он был обязан этой женщине давними ночами счастья, а также сыном, ставшим плодом тех ночей. И вопреки трезвому расчету он признал за собой этот долг. Теперь же, судя по тому, как напряглась в его руках Рианнон, ему предстоит заплатить новую цену.
– Я привез мать Рина в Пенрин – деревню на востоке отсюда, – решительно проговорил он, – и хочу, чтобы ты узнала об этом от меня, а не из пересудов челяди. Я понимаю, что присутствие Морганны неподалеку может стать для тебя тягостным, но пойми, я обещал ей и не могу теперь отослать ее прочь.
Он замолчал, пытаясь проникнуть в мысли Рианнон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132