– Да, – тихо сказал Люк, – мне часто приходится воевать. Война – единственное, что я знал с тех пор, как вырос. В отличие от тебя, которая ввязалась в это случайно, для меня война – профессия. Я начал обучаться этому ремеслу, как только достаточно подрос, чтобы удержать в руках деревянный меч и щит, сплетенный из прутьев. Тогда мне и стало понятно, что в нашем мире не выживет тот, кто не научится отвечать ударом на удар. Так что не говорите мне, что такое война, миледи. Не вам здесь меня учить.
– А как же…
– Не смей говорить этого!.. – оборвал он, поняв, что она вспомнила свою маленькую победу, когда приставила меч к его горлу. – Не смей!..
В его тихом предостережении прозвучала такая затаенная угроза, что Кора замолчала. Напомнить ему о том, как она одержала над ним верх, означало только взбесить его.
Осознав это, она отвернулась, сердито смахнув слезы с глаз. Все безнадежно, а та капля нежности, которую она еще надеялась найти в нем, была только иллюзией. Кора глубоко ошибалась, если думала, что этот человек испытывает к ней хоть какое-то доброе чувство. Он был именно тем, кем казался, жестоким и воинственным. Настоящий нормандский завоеватель.
А сегодня она к тому же видела его держащим в объятиях другую женщину. Ту женщину, которую он выбрал сам. Как же он должен был ненавидеть ее, Кору, вставшую между ними!
Так молча они пролежали некоторое время, глядя на балдахин кровати и прислушиваясь к отдаленному веселому шуму, доносившемуся из большого зала. Замок Йорк был еще не обставлен как следует, и все звуки гулко разносились по полупустым покоям. В зале кто-то играл на лютне и лире, их сопровождал нежный голос флейты, и музыка вызывала в душе тоску. Это была саксонская баллада, подобная тем, которые она слышала в детстве, и, закрыв глаза, объятая внезапной печалью, она не могла больше удерживать слезы.
– Слезами тут не поможешь, Кора, – через некоторое время произнес Люк. – Что сделано, то сделано.
– Что ты в этом понимаешь? – сквозь рыдания хрипло сказала она. – Ты всего добился. Не ты потерял свой дом, а я.
– И все же я знаю, что это такое.
Вытерев слезы, Кора повернула к нему голову.
– Не вздумай утешать меня пустыми словами. Разве ты чувствовал когда-нибудь то же, что я?
Люк повернулся к ней, подложив ладонь под голову, и печальным взглядом посмотрел на нее.
– Ты думаешь, ты единственная, кто в этой жизни лишился дома? По крайней мере, в твоем случае виновата только война.
– Может быть, ты хочешь, чтобы я была благодарна судьбе за то, что мой дом достался тебе, а не шотландцам или датчанам? Но я не вижу разницы между вами. Все вы хищники и грабители, жестокие и алчные! Какая мне разница, потерян Вулфридж в результате войны или из-за чьих-то происков?
– Я не это имел в виду, говоря, что ты не единственная, кто страдает от жизненных утрат. Ты думаешь, мир устроен ради тебя одной, Кора де Бэльфур? – Голос его звучал глухо, а рука, лежавшая на простыне между ними, была сжата в кулак. – Не жалуйся мне на свои утраты, когда у тебя остались еще и честь, и жизнь.
– Честь? Быть вынужденной выйти за тебя замуж, чтобы сохранить свой дом от разграбления? – Ее смех прозвучал слишком резко даже для нее самой. – У меня не осталось чести. Всем в Йорке, да и во всей Англии уже известно, что я отдалась нормандскому рыцарю на старой римском дороге.
– Это был твой выбор и твоя собственная уловка. Не жалуйся, если все вышло не совсем так, как ты задумала. А чего же ты ожидала? Что король вернет тебе Вулфридж взамен утраченной тобой невинности? Ты придаешь этому слишком большое значение, Кора. Многие девушки по всей Англии потеряли гораздо больше, чем ты.
Он был прав, и с этим спорить она не могла, но горечь утраты от этого не делалась легче. Придерживая покрывало у подбородка, Кора села. В полумраке Люк выглядел гибким и хищным и почему-то напоминал ей волка. Она быстро закрыла глаза, чтобы прогнать это видение.
– Я не могу отвечать за утраты других. Я должна справляться со своими бедами, как только смогу. Если я и ввела тебя в заблуждение, то ты этим удачно воспользовался. Я еще не слышала, чтобы женщина силой принудила мужчину прийти к ней в постель, и мне не пришлось слишком долго тебя уговаривать. Ты сам этого хотел. Разве я не права, милорд? Или ты назовешь меня лгуньей и в этом, как уже назвал во всем другом? Ты не слушал, когда я говорила тебе, что я девственница, так чего же теперь…
Задохнувшись от этой длинной гневной тирады, Кора замолчала, вся дрожа. Люк тоже молчал и не сводил с нее глаз.
– Нет, за это я не назову тебя лгуньей, – наконец заговорил он. – Что правда, то правда – я хотел тебя. И я все еще хочу тебя. Соблазняла ты меня или нет, мои поступки диктовались моей свободной волей. Я не стану этого отрицать. Но и ты не можешь отрицать, что была чувствительна к моим ласкам, Кора. Я ведь не зеленый юнец и чувствую, когда женщина отзывается на ласки мужчины.
Она вспыхнула от негодования.
– Я только притворялась, чтобы ты…
– Нет. – Он взял ее за подбородок. – Не стоит лгать, у тебя это не очень получается. Ты не притворялась, когда я касался тебя здесь… и здесь. – Его рука скользнула вниз, мягко отбросив одеяло, чтобы погладить ее груди и напрягшийся сосок. Кора задрожала, несмотря на все свои усилия никак не реагировать на его прикосновения, и Люк улыбнулся. – Ты не можешь скрыть свои чувства даже теперь. Ты не можешь отрицать, что твоей плоти приятны мои прикосновения, хоть сердце и не признается в этом.
– Оставь мое сердце в покое и… и прекрати…
Она попыталась оттолкнуть его руку от своей груди, но пальцы ее лишь безвольно обхватили его запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102