словно ветер сдул их. Джина смутно помнила, что что-то собиралась сделать… сказать… или это только показалось ей? Неважно! Сейчас все было неважно, кроме этого мужчины, нетерпеливо снимающего с нее платье, кроме горячего света страсти в его глазах…
Джина обняла его, и он опустился на нее, горячий, сильный и такой прекрасный… Пламя свечи оставляло в тени лицо Рона, так что она видела только очертания его да еще отблеск света на волосах, которые отливали над ней темным золотом. А когда он поднял глаза, то, несмотря на полумрак и тени, она увидела в них нечто такое, что никогда не видела раньше. Это была не просто физическая страсть, не желание удовлетворить потребность тела. Это был какой-то душевный голод, страстная жажда любви! И Джина сразу поняла это, потому что ту же самую жажду сама испытывала всю жизнь. В ней никогда не остывала мучительная, болезненная потребность в любви. Иногда эта потребность напоминала ей изголодавшегося зверя, терзающего душу и тело изнутри. Этот зверь ждал того самого, единственно нужного слова, прикосновения, единственно необходимого дара…
И потому Джина отдавала сейчас Рону все, что могла, ощущая эту мужскую жажду любви и желая утолить ее. Ведь тем самым она утоляла и собственную жажду! Она отдавалась ему молча и страстно, отдавалась и душой, и телом, и разумом этому заносчивому, часто грубому и надменному, но единственно желанному мужчине. Только теперь она поняла, что началось это с той самой минуты, когда он явился ей в чаще леса и перевернул всю ее жизнь.
Все смешалось — и это страстное чувство в ее груди, и жаркий вихрь снаружи. Рон шептал ей слова любви, обжигая своим дыханием. Он целовал ей грудь, живот, а потом спустился ниже, заставив Джину затрепетать. Не выдержав, она закричала, вцепившись руками в его волосы, чувствуя, что его язык возбуждает ее так, как она и представить себе не могла… Джина уже ни о чем не думала, а только выкрикивала его имя, когда огромная трепещущая волна подхватила ее и понесла высоко, невообразимо высоко, задержалась на мгновение, а потом плавно и мягко опустила обратно на землю.
Рон приподнялся над ней, шепча ее имя голосом хриплым и словно бы сорванным. И тут Джина поняла, что его тоже подхватила эта волна, заставив застонать в почти болезненном пароксизме страсти. Она ощутила длинный, дрожащий толчок, потом еще один, и наконец все быстрее и быстрее, пока ее не пронзил ни с чем не сравнимый трепет. И тогда Джина стала отвечать на эти толчки, обвившись ногами вокруг него и откинув голову, слыша лишь чудесное хриплое дыхание Рона и стоны сладкого изнеможения — свои собственные…
А потом наступил покой. Покой и блаженство. Чудо свершилось.
В зале, как обычно, стоял шум. Переговаривались рыцари, галдели солдаты и слуги, лаяли собаки. Главной трапезой в замке считался обед, зато ужин был гораздо веселее — с забавами и развлечениями, с жонглерами и фокусниками, с лукавыми проделками шутов. Собравшиеся были в приподнятом настроении — смех и шутки звучали со всех сторон.
Но когда в дверях зала появился Рональд с Джиной, наступила тишина. Смех затих, слышался лишь тихий шепот и покашливание, и только собаки, не в силах сразу успокоиться, метались и лаяли вдоль стен. Рональд слегка улыбнулся. Это была его первая вечерняя трапеза в собственном замке, и все, конечно, ожидали, как она пройдет. Будет ли новый лорд и владелец замка так же прост в обращении, как его отец, или воцарится та же скованность, что была здесь при Гэвине?
Не говоря ни слова, Рон провел Джину через весь зал, мимо расставленных столов, прямо к главному столу на возвышении. Крошечные медные бубенчики на ее туфлях весело позванивали, словно создавая аккомпанемент их шагам. Голубое шелковое платье мягко вилось вокруг ее ног, а знакомый искусительныи запах жасмина на этот раз действовал на Рона успокаивающе. Все глаза были устремлены на них, но Джина ничуть не смутилась и поднялась на возвышение с гибкой грацией.
Рональд окинул взглядом стол и с удивлением отметил, что рядом с Брайеном сидит Кейлин. Она смотрела на него с любопытством в светлых глазах, которые напомнили Рону глаза отца и братьев. Что и говорить, это сходство трудно было бы отрицать… Он и сам уже подумал о том, чтобы усадить ее за свой стол в знак примирения, но об этом успел позаботиться Брайен. Ирландец казался смущенным. Ножки его стула заскрипели по камням и тростнику, когда он неуклюже вскочил, словно застигнутый врасплох.
— Мы не думали, что ты присоединишься к нам, милорд…
Рональд поднял брови.
— Но, как видишь, я здесь.
Он усадил Джину рядом с собой и, взглянув на ее гордо поднятую голову, с удовольствием отметил, что она совсем не похожа на съежившийся робкий цветочек. Смело глядя в лицо любопытным, словно бросая вызов им всем, по-королевски высокомерная и дерзкая, как всегда, Джина скорее напоминала сейчас пышную розу.
Рональд перевел взгляд на Кейлин и невольно сравнил их.
Светлое и темное, такое различное и такое схожее.. Две женщины, попавшие в самый центр борьбы за Гленлайон! Он спросил себя, а позволила бы Джина выдать ее замуж за человека, которого ненавидела. И решил, что она ни за что бы не покорилась. Впрочем, ведь Джина никогда и не стояла перед таким выбором…
Брайен смущенно кашлянул, и Рональд посмотрел на него с улыбкой.
— Садись, сэр Брайен. Слуги ждут.
Брайен сел с явным облегчением, а пажи и оруженосцы вошли в зал, неся блюда с едой. Как только сняли крышки, от каждого блюда поднялись соблазнительные завитки пара. Пажи поставили блюда на высокий стол, и за ними тут же подошли оруженосцы, чтобы разрезать мясо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104