Если у ее отца было столько жен и детей… Кстати, что случилось с родителями Джины?
— Ее мать и отец были зверски убиты. А жены, наложницы и их дети, которые могли, когда вырастут, претендовать на законное владение этими землями, были вырезаны все до одного. Но в любом случае наследство потеряно для нее. Если бы Джина была зрелым мужчиной, сильным и воинственным, она могла бы собрать войска и отвоевать земли, захваченные Аль-Хамином. Но ей, конечно, это не под силу. Зато с самого детства надежда, что однажды она вернется в то место, где наслаждалась счастьем и покоем, была ее единственным достоянием.
— Если Аль-Хамин перебил всех, то почему оставил в живых ее? — Снова наступило молчание, и Рону показалось, что Элспет словно бы взвешивает в уме, как ответить на этот вопрос, чтобы он поверил. — Говори только правду! — нахмурившись, предостерег он.
— Я уже сказала, что леди Эльфреда была очень умна. Она узнала о предательстве Аль-Хамина, но не смогла убедить Бен Аль-Фаруха. Что ей оставалось делать? Как может женщина разрушить интриги хитрых политиков, прикрываемые гладкими речами и клятвами в верности? Но она приняла необходимые меры предосторожности. Ей самой убежать было невозможно — все женщины находились под надзором евнухов. Но своего ребенка… Она приказала мне спасти Джину, и это приказание разорвало мое сердце: ведь я должна была покинуть мою прекрасную Эльфреду… Я до сих пор вижу ее лицо, эти глаза… В них светились мудрость и любовь… — Элспет вдруг всхлипнула, прикрыв рукой рот, и слезы увлажнили ее глаза. — Я сделала так, как она мне велела. Слава Богу, Джина ни о чем не догадывалась: ей ведь было всего пять лет. Мы отправились на базарную площадь и присоединились к каравану, готовому тронуться в путь через пустыню. Я дала им обещанную плату в виде драгоценностей, и они взяли нас с собой. По дороге я оглянулась только раз и увидела на горизонте дым, поднимавшийся над дворцом к небу. Тогда я поняла, что Эльфреда не ошиблась… Я дала ей обещание, милорд, что всегда буду опекать ее любимую дочь. И я исполню его, чего бы мне это ни стоило. — Элспет судорожно вздохнула. — Джина думает, что она принцесса, и поистине, так оно и есть. Но наследства у нее нет. Нет ничего, кроме воспоминаний и надежды, которая всегда спасала ее от уныния и тоски. И я не могу отнять у нее эту надежду.
Наступило долгое молчание. В камине потрескивало горящее полено; Рон смотрел на яркое пламя и думал о том, что услышал сейчас. Это объясняло многое, но не все. Он задумчиво потер себе лоб и вновь поднял взгляд на Элспет.
— Ну а пророчество?
— Это пророчество озадачило когда-то и меня. Первое время нам приходилось скрываться, поскольку Аль-Хамин мог преследовать маленькую принцессу. Чтобы запутать следы, мы переезжали из страны в страну, одно время путешествовали по Италии. Там нам повстречалась одна старая цыганка, ясновидящая. Про нее говорили, что она умеет предсказывать будущее. Именно она, кстати, и дала Джине ее новое имя. А потом сказала, что однажды явится какой-то грифон, который вернет ей то, что она утратила. Джина тут же вообразила, что это означает, будто в один прекрасный день она станет владелицей земель, принадлежавших некогда ее отцу. — Элспет слегка улыбнулась. — Мне кажется, теперь я понимаю, в чем смысл того предсказания. Хотя долгое время считала, что это была просто-напросто попытка успокоить горюющего ребенка.
Рон вполне мог понять, что чувствовала маленькая Джина. Ему и самому была знакома эта боль — боль от утраты того, что любишь больше всего на свете. И все-таки он не находил оправдания ее лжи. Разве ему не довелось испытать то же самое? Разве его самого не предали те, кого он любил, когда он был еще ребенком? И все же он всегда держал рыцарское слово и не нарушал своих клятв! Рон вопросительно посмотрел на Элспет, и она без слов поняла его.
— Милорд, я знаю, что вы можете считать ее лгуньей, обманщицей или даже мошенницей. Но послушайте… Ей ведь всегда приходилось играть какую-то роль! С тех самых пор, как мы покинули дом, ей пришлось притворяться не тем. кем она была на самом деле. Сначала Джина изображала из себя мальчика, чтобы ее не узнали. Когда же она выросла и это стало невозможным, ей приходилось приноравливаться к самым разным обстоятельствам. Она была то танцовщицей, то фокусницей, то собирательницей трав и знахаркой — кем угодно, только бы выжить. Это требовало большого таланта и умения перевоплощаться. Никогда у нее не было возможности быть самой собой. Я даже не уверена, что теперь Джина знает, кто она такая на самом деле.
Рон еще некоторое время смотрел в огонь.
— Почему ты рассказала мне все это? — спросил он наконец.
— Не знаю, — вздохнула Элспет. — Но я чувствую, что ты должен это знать, хоть и сама не понимаю, почему.
Рон тоже этого не понимал, хотя испытывал странное облегчение. Для него много значил тот факт, что детство Джины было таким нелегким. Ему вдруг пришло на ум, что если его собственное детство было омрачено грубой и жестокой правдой, то ее было соткано из призрачной лжи. Две разные формы предательства, но одинаково мучительные для детей, ставших их жертвами. Он снова взглянул на Элспет.
— Я рад, что ты рассказала мне правду о ней. Это в какой-то мере извиняет ее ложь, которая, впрочем, не становится менее опасной…
— Я не знаю, что еще она успела натворить, — снова вздохнула Элспет, — но Джина никогда не предавала друзей… А теперь, когда ты все знаешь, могу я увидеть ее?
— Лучше я сам провожу тебя, — сказал Рон. — Ее страж получил строгий приказ не впускать к ней никого, кроме меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104