Она видела напрягшиеся мышцы у него на шее, мелкие бисеринки пота над верхней губой… Их Харриет слизнула языком, и Бенедикт впился в ее губы коротким, но страстным поцелуем. Она медленно двигалась, проводя ногтями по его груди, и наконец почувствовала, как он дрожит.
– Черт побери, Харриет! – проскрежетал он сквозь стиснутые зубы, и слова эти прокатились по всему ее телу. – Ты что, наказываешь меня?
Харриет расхохоталась, как – в этом она была уверена – какое-нибудь распутное создание, наслаждающееся мучительным удовольствием.
Услышав ее смех, Бенедикт пробормотал ругательство, от которого Беатрис Пруитт упала бы в глубокий обморок. Не в силах больше выдерживать эту пытку, Бенедикт схватил Харриет за талию и заставил двигаться в нужном ему ритме. Его тело приподнималось навстречу ее телу, и это было чересчур. Агония, Пот блестел на обоих телах, огонь разгорался глубоко внутри Харриет, и тут настал миг, когда они одновременно достигли пика.
Харриет не рухнула, хотя волны наслаждения прокатывались по ее телу снова и снова. Она смотрела в лицо Бенедикта и видела в нем то же самое наслаждение-боль, что чувствовала сама, видела, как он медленно возвращается на землю, словно спускается с луны. Когда его глаза открылись, Харриет показалось, что она сейчас утонет в этой темной глубине. И тогда Бенедикт улыбнулся.
– Харриет, – произнес он, – ты великолепна.
– Спасибо, – широко улыбнулась Харриет.
Глава 30
Когда Харриет с Бенедиктом вошли, человек за столом поднял на них глаза, увеличенные в три раза толстыми линзами очков. Словно очков ему не хватало, он сжимал в шишковатом кулаке увеличительное стекло. В другой руке человек держал стальной пинцет с такой осторожностью, как будто это было яйцо малиновки.
Вывеска на коттедже гласила: «СЭВИДЖ, РЕМОНТ ЧАСОВ И МЕЛКИХ МЕХАНИЗМОВ».
На вошедших обрушилось тиканье не меньше дюжины механизмов, а также громкие щелчки, наводившие на мысль о больших напольных часах. На книжной полке стояли не книги, а самые разнообразные часовые механизмы – от бронзовых статуэток до тяжелых каминных часов. Перед полками на небольших кусках бархата лежали часы карманные – в основном без цепочек, а какие-то и без циферблата.
– Хотите что-то починить или ищете подержанные часы в хорошем состоянии? – Человек за столом говорил громко, привыкнув к тому, что нужно перекрикивать тикающие механизмы.
– Ни то ни другое, – ответил Бенедикт и представил сначала Харриет, а потом и себя. – Нам нужна информация.
– О починке часов? – Старик аккуратно положил увеличительное стекло и пинцет и, мелко дрожа, встал из-за стола.
– О Сэвиджах, впервые открывших эту мастерскую.
– Вы их родственник? – спросила Харриет.
– Нет. – Часовщик наконец выпрямился, и его коленки издали звук, похожий на тиканье часов. – Я Фейгин Осборн. – Он протянул руку, и Бенедикт, поспешно шагнув вперед, пожал ее, чтобы не заставлять старика делать лишние движения. – Приятно познакомиться. – Он поморгал совиными глазами. – Должно быть, лет пятьдесят прошло с тех пор, как я купил эту лавку у вдовы Сэвиджа. Просто вывеску с именем сохранил. Вы знаете, что он был знаменитым?
– Да, – начал Бенедикт, но тут же замолчал, потому что старик замахал рукой с изуродованными артритом пальцами.
– Конечно, конечно, поэтому вы и здесь. А что вы ищете?
Харриет осмотрелась с мрачным изумлением.
– Часы в куче часов.
– Знаете, я ведь с этой лавкой приобрел не только имя. – Большие серые глаза Осборна с гордостью осмотрели мастерскую. – Вдова была дочерью первого хозяина. Ее мужу хватило мастерства, чтобы взять дело в свои руки, когда скончался тесть. Но после смерти мужа вдова все продала и уехала жить к его родственникам на восток. Старое оборудование ей было ни к чему, так что она все выставила на продажу.
– Мы ищем информацию о часах, созданных ее отцом, – сказал Бенедикт. – Вероятнее всего, больше пятидесяти лет назад.
– Не часы ли для капитана Рочестера?
Харриет, хоть и не носила очков, тоже моргнула по-совиному.
– Они самые, – подтвердил Бенедикт с изумлением в голосе.
– А как вы догадались? – спросила Харриет.
Старик задумчиво прищурился, и его тяжелые веки стали похожи на слоновьи.
– Должно быть, месяца четыре назад приходил тут один, спрашивал о них.
Харриет почувствовала, как сильно напрягся Бенедикт.
– Вместе с оборудованием, – говорил между тем Осборн, – вдова оставила книги, принадлежавшие ее отцу. Он записывал в книги имена всех клиентов, все идеи, измерения. Мы с тем человеком просмотрели целых три книги, прежде чем нашли нужные ему часы.
– Эта книга все еще у вас, или он ее забрал?
– Я такую важную вещь никому бы не отдал. Это история, если хотите знать. Хотя он просил, просил. Можете себе представить, денег мне предлагал! Как будто такому старику, как я, нужны лишние фунты для того, чтобы покататься по стране.
– Можно нам взглянуть на книгу? – спросил Бенедикт.
– Если это не очень сложно, – добавила сладким голоском Харриет, вспомнив, как леди Олдерси не хотела показывать дневник.
– Конечно, конечно. – Осборн зашаркал к задней двери.
Харриет посмотрела на Бенедикта. Он неподвижным взглядом уставился на стенку перед собой.
– Ты все ближе к цели, – негромко произнесла Харриет.
– Все еще недостаточно близко.
Осборн вернулся с фолиантом, столь же толстым, сколь и широким, с громким стуком положил его на стол и начал листать страницы. На обратной стороне записей о размерах и эскизов, зачеркнутых и нарисованных заново, он нашел нужное и раскрыл книгу.
– Вот они.
«ОПЛАЧЕНЫ» – было написано большими буквами внизу страницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91