Сменив тему, она сообщила:— Я решила несколько изменить свой номер, добавив в него пикантности. Я потренировалась с Лоллипопом, и он уже почти готов к своей новой обязанности. Я разрезала одно из трико вдоль и скрепила обе половинки ленточками, которые могут быть развязаны по команде, — она подождала, какой будет его реакция. Брант неподвижно сидел в кресле, глубоко задумавшись и вытянув длинные мускулистые ноги в плотно облегающих брюках из коричневой кожи. — Я собираюсь выбрить себе лобок и надевать фиговый листок из шифона телесного цвета, — продолжала она. — Я буду ездить на спине позолоченного пони с пылающей короной на голове. Я хочу… Черт побери, Брант, да ты не слушаешь меня. Кажется, тебя совершенно не волнует, буду ли я раздеваться догола или же спать с любым из здешних бродяг!Лэси в ярости швырнула щетку для волос на пол и, упав поперек кровати, зарыдала, что с ней случалось крайне редко. Брант, не проронив ни слова, сосредоточенно рассматривал выцветший ковер под ногами. Лэси плакала так, что, казалось, сердце вот-вот выскочит у нее из груди. Наконец он поднялся и подошел к ней.— Разыгрываешь сцену, Лэси? Вот уж от кого от кого, а от тебя истерики не ожидал.— Почему же? Или это привилегия одних только леди? У меня тоже есть чувства, а ты их топчешь, Брант.Она лежала на животе, уткнувшись в подушку, но при его прикосновении повернулась и подняла заплаканные, умоляющие глаза:— Ты убиваешь меня, Брант.— Я всех убиваю. Такое уж у меня роковое свойство.— Забудь об этом, ну пожалуйста. Хотя бы на эту ночь.Лэси протянула к нему руки, и он опустился на нее.Некоторое время спустя она сказала:— Не уходи. Проведи здесь ночь, если, конечно, тебе не надо рано вставать, чтобы пойти в церковь.— Очень смешно, Лэси.— Я серьезно. Местный священник собирает утром людей на проповедь, он также будет исповедывать и крестить. Ты читал когда-нибудь Библию, Брант? — спросила она, доверчиво прижимаясь к нему.— Мама читала нам по одной главе после ужина каждый вечер. Это была ее вечерняя сказка детям.— Мои родители не верили ни во что, кроме денег, — печально вздохнула она. — Только и думали, как урвать побольше зелененьких. Мне нравится слушать церковные колокола, особенно на кафедральных соборах.— Ты становишься сентиментальной, девочка. Виски и любовь всегда оказывают на тебя такое действие, — ухмыльнулся Брант.— И это мне запрещено. Настроение, чувства, религия — все это табу для меня, а, Брант? Что ж, я вовсе не претендую на то, чтобы быть печальной шлюхой с золотым сердцем. Твоя дурочка лучше предпочла бы иметь много золотых монеток.— Ну что ты говоришь, Лэси! Перестань. Ты вовсе не шлюха.— Есть разные степени проституции, сэр. Любая уважаемая матрона смогла бы растолковать вам это, хотя многие считаются просто официальными метрессами. Но меня не прельщает крытая кактусами лачуга в прерии, даже если вы мне ее предложите, мистер Пастух. Хижина, лошадь и стадо — этого может быть достаточно для мужчины, но женщине нужно нечто большее. Бьюсь об заклад, это — единственное, что у нас есть общего с вдовой Лейн. Я скажу вам еще нечто большее. Даже если она снова выйдет замуж, ее супруг всегда будет чувствовать, что она изменяет ему с призраком!Брант пристегнул кобуру, даже не повернув головы в сторону Лэси:— Ты все сказала?— Нет! — крикнула она, бросаясь к нему. — Я сама не понимаю, что говорю. Прости меня, Брант! Ты же знаешь, я хочу совсем другого. Я буду жить в землянке, научусь бросать лассо и клеймить скот, буду питаться пылью и умру для тебя, если ты только позволишь, если я буду тебе нужна, если только ты будешь любить меня. Позволь же мне быть с тобой, Брант — Она ждала ответа, с ужасом понимая, что ее сбивчивая речь лишь смутила его. Оба долго молчали. Наконец, Брант с каменным лицом произнес:— Спокойной ночи, Лэси. Приятных снов.— Спасибо. И передай ей мой привет.— Кому?— Той маленькой тени, что будет сопровождать тебя в твоем одиноком путешествии, ковбой, — ответила девушка.Он не стал ей возражать, ведь любящую женщину не обманешь. Ему было жаль Лэси, но сделать он ничего не мог. Глава 17 Лэси поставила пушистую ветвь кедра в вазу на столе, украсила серебряной мишурой и повесила не нее блестящие безделушки и леденцы для Лоллипопа. Для Бранта она положила омелу, в изобилии росшую на кустарниках.— Как у тебя уютно, — сказал он, входя и целуя ее.— Представляешь, Брант, мне уже двадцать пять лет, а я еще ни разу не справляла Рождество в домашней обстановке. Когда я была маленькой, это происходило в палатке, разбитой в лесу или у обочины дороги — там, где случалось остановиться нашему аптечному фургону. Когда я стала актрисой, то обычно встречала Рождество в гостиничных номерах.— Это же ужасно, — искренне посочувствовал Брант.Она кивнула:— Впрочем, бывает в жизни и хуже. Я знала одну девушку, работающую в доме терпимости, клиенты которого строго отбирались хозяйкой и даже должны были предоставлять рекомендательные письма. Так вот, она рассказывала мне, что самое печальное место в мире — бордель в праздники. Его посетители, даже если они большие развратники, всегда в такие дни остаются дома с семьей. На Рождество эти люди украшают елку и изображают Санта Клауса, на 4 июля запускают фейерверки, на Пасху ходят в церковь. Этим они компенсируют свою неверность. Держу пари, ты бы не пришел сегодня сюда, если бы у тебя была семья. Скажи, дорогой, ты приехал в город повидаться со мной или в надежде встретить ее?— Лэси, — вздохнул Брант. — Я пришел пожелать тебе веселого Рождества.— И тебе тоже веселого Рождества, — целуя его, сказала девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83