– Я заснул, – выдавил он наконец.
– В конюшне? – продолжал допытываться Омар, и Рашид сжал кулаки. «Ну почему он не может просто оставить меня в покое и уйти?» – То есть ты хочешь сказать, что заснул в конюшне?
Рашид кивнул.
– И что же тебя разбудило?
Интонация Омара заставила Рашида насторожиться, и его гнев улетучился так же быстро, как и вспыхнул. Сейчас нужно было соблюдать осторожность и не дать себя спровоцировать на неверное замечание. Кто знает, а вдруг Омар заметил его?
– Начальник караула протрубил вечернюю зарю.
Одна бровь Омара чуть поползла вверх, совсем немножко, но от Рашида это не укрылось.
– Ты весьма проворен. Конюшня находится на другом конце казармы. Тебе пришлось быстро бежать, чтобы поспеть сюда.
– Это верно, я летел как на крыльях, – равнодушно ответил Рашид, ни на миг не сводя глаз с Омара.
Сощурившись, офицер смерил янычара пристальным взглядом. Потом тихонько засмеялся:
– Ну так примени опять свою проворность и поторопись. Уже слишком поздно. Но утром я желаю видеть тебя у себя сразу же после завтрака. Так что есть время обдумать, не хочешь ли ты поделиться со мной чем-нибудь иным, кроме своей любви к лошадям.
– Есть, мастер поварешки.
Омар ушел. Рашид смотрел ему вслед и раздумывал, что могло означать последнее замечание. Подозревал ли Омар что-нибудь или нет?
Конюшня находилась всего в нескольких шагах от стены и стога сена. Даже если его история не выдумана и он действительно спал в конюшне, он вполне мог подслушать беседу Ибрагима с Омаром. У Рашида пересохло в горле. И почему ему не пришло в голову другое объяснение появления соломы в волосах? Он живописно представил себе, что могли сделать Ибрагим и Омар с нежеланным свидетелем. Наверняка они не будут тянуть с этим и попытаются поскорее исключить его из игры. Значит, оставался единственный шанс: еще до назначенной встречи с Омаром он должен рано утром поговорить с наместником или еще с кем-нибудь.
Рашид вытер лицо и направился в спальню. Лампы были уже погашены, и лишь отсвет дозорных костров освещал зал и ряды кроватей. Большинство его товарищей уже спали. Некоторые дышали спокойно и размеренно, другие похрапывали. Всех их с младых ногтей готовили в солдаты, все прошли одну и ту же муштру и обучение. Засыпать в любом месте и в любое время, где бы ни представилась возможность – это была одна из первых усвоенных заповедей наряду с кодексом чести, гласившим, что янычары никогда не предают друг друга.
Сколько он себя помнил, он всегда жил среди янычар. Казарма, спальный зал, дозорные башни были его домом. Все, что случилось в его жизни до этого, было погружено во тьму. Он не помнил своих родителей. Он знал лишь то, что ему, как и другим ученикам, рассказал первый воспитатель. Его родители умерли, и султан был настолько мудр, добр и великодушен, что предоставил несчастным сиротам новое жилище, новую семью и к тому же доверил почетное задание. За это он не требовал ничего, кроме послушания и верности. Воистину, цена была не столь уж высока.
Рашид вытянулся на своей постели и уставился в потолок. Слабый отблеск сторожевых огней подрагивал на бачках и рисовал причудливые тени на белой штукатурке. Тени, которые вырастали в воспоминания. Словно вся его жизнь вновь прокручивалась перед ним – первые упражнения с деревянными саблями, оставлявшими множество болезненных синяков, а потом, когда им разрешили взять в руки острое оружие, его запястья были усеяны бесчисленными шрамами; многочасовое стояние на казарменном дворе в палящую жару или студеной ночью, когда от усталости слипались веки, а от нестерпимой жажды язык приклеивался к нёбу; верховые упражнения, которые он с самого начала полюбил больше всего; совместные трапезы и праздники, когда новые юноши давали обет; свободные дни и вечера в бане; шахматные партии. Завтра со всем этим будет покончено. Если завтра он расскажет – будь то Эздемиру или кому-нибудь другому – о готовящемся заговоре, пути назад для него не будет. Он собирался нарушить одну из первейших заповедей янычар. Он хотел предать Ибрагима и Омара. Пусть он даже был уверен, что Аллах и Сулейман Великолепный простили бы его, с этой минуты он перестал бы быть янычаром.
Рашид сощурился. В глазах появилась резь, будто он сидел слишком близко у дымящегося костра. Как часто он роптал на тяжелую службу, жаловался на плохую еду или возмущался командирами. Ему казалось, что это так просто: попросить Омара уволить его, обручиться с Анной, уехать из Иерусалима и завести свою семью. И вдруг он осознал, что у него не хватит мужества бросить все это – жизнь в казарме, муштру и товарищей, ведь это была единственная жизнь, которую он знал.
VIІІ
План Ансельмо
Ансельмо был на взводе. Он долго не мог уснуть в эту ночь и проснулся задолго до привычного времени. В те немногие часы сна, которые выпали ему, его мучили кошмары. Ему снились омерзительные жабы, усыпанные отталкивающими бородавками, которые караулили его в мутных лужах, наполненных слизью, и брызгали ему в лицо ядом, как только он приближался к ним. Еще ему снилось, что он лежал связанный на земле, а над ним склонялся ухмыляющийся Джакомо. Ансельмо слишком хорошо знал, что кошмары были не беспочвенны. Он вполне мог вступить в любовную связь с Элизабет, чтобы попытаться побольше разузнать о ее странных ночных вылазках. И вполне могло случиться, что однажды ночью Джакомо ди Пацци мог бы стоять у его кровати, чтобы убить его, Козимо и синьорину Анну. И еще неизвестно, от чего его воротило больше.
«Да, воистину заманчивые перспективы», – подумал Ансельмо, раздвигая портьеры на своем окне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119