— Зачем я вам понадобился, мисс Ньюбери? — спросил он.
— Видите ли, мне кажется, что эта история об опекунстве, которую вы придумали, выглядит не правдоподобно, — заявила я без обиняков. — Леди Уинтердейл уже несколько раз выражала свое недоверие по этому поводу, и я подозреваю, что подобные замечания мне придется выслушивать в течение всего сезона. Боюсь, это может уменьшить мои шансы подыскать себе подходящего жениха.
— Понятно, — промолвил он. Руки его слегка шевельнулись, что невольно привлекло мое внимание к его тонким, сильным пальцам без колец. Затем он учтиво поинтересовался:
— Позвольте узнать, у вас имеются другие предложения на этот счет?
Я действительно кое-что придумала и не замедлила поделиться своими соображениями.
— По-моему, лучше будет сказать, что мой отец назначил моим опекуном вашего дядюшку? Ваш дядя, кажется, был вполне респектабельным джентльменом, и то, что его назначили опекуном, никого не удивит. А потом, скажем мы, когда ваш дядюшка умер, вы сочли себя ответственным за его подопечную. — Я посмотрела на него с торжеством, гордясь своей изобретательностью. — Как вам мое предложение?
В глазах его вспыхнули насмешливые искорки.
— Чертовски занимательно, — ответил он.
Я бросила на него оскорбленный взгляд. Конечно, мне не раз приходилось слышать слово «черт», но ему не следовало употреблять его в моем присутствии. Больше всего, конечно, меня задела его пренебрежительная оценка моей блестящей идеи.
Но он продолжал, словно не замечая, что я смотрю на него бешеными глазами:
— Будем говорить откровенно, мисс Ньюбери. За пределами карточного стола у вашего батюшки и моего дяди не было и не могло быть никаких общих интересов — они вращались в совершенно разных кругах. Я не могу представить себе ситуацию, в которой мой дядя вдруг согласился бы опекать обедневших дочерей завзятого игрока.
Щеки мои вспыхнули.
— Вашего дядюшку вряд ли можно назвать образцом добродетели, лорд Уинтердейл. Начнем с того, что он был карточным шулером.
— Да, но ведь в свете об этом никто не знает, — перебил он меня, нисколько не смутившись. — Не знают они и того, что ваш отец его шантажировал. Для всех он был, как вы только что справедливо заметили, вполне респектабельным джентльменом, чего, к сожалению, нельзя сказать о вашем батюшке, мисс.
Его слова не на шутку разозлили меня, но я вынуждена была признать, что в них есть доля справедливости.
— Но ведь это наводит на подозрение: почему, спрашивается, отец оставил меня с сестрой на попечение двадцатишестилетнего человека, который к тому же имеет весьма неприглядную репутацию?
Черные брови взлетели вверх, и я с достоинством добавила:
— Простите, милорд, но мне приходится это слышать постоянно. Эта версия выглядит… подозрительно. Он небрежно пожал плечами:
— Боюсь, мы ничего не сможем с этим поделать, мисс Ньюбери. Остается только надеяться, что непогрешимая репутация тети Агаты прикроет мои былые грешки. И поверьте, хотя тетя Агата — сущий дракон, она пользуется в свете огромным влиянием. Она близкая подруга нескольких патронесс «Олмэкса», и бал, который она затеяла, посетят все видные люди Лондона.
Я прикусила губу.
— Она мне не нравится, — сказала я. — Неужели вы не замечаете, как она жестока с Кэтрин?
— Никто не заставлял вас принимать ее покровительство — вы сами сделали выбор, мисс Ньюбери, — возразил он на это и бросил многозначительный взгляд на груду счетов у себя на столе. — Если я не путаю, это вы пытались шантажировать меня, а не я вас.
— Можете не напоминать мне об этом, — раздраженно сказала я. — Уверяю вас, то, что я сделала, было вызвано необходимостью.
Он окинул меня холодным насмешливым взглядом, который только пуще разжег мой гнев. Правда была на его стороне, и это приводило меня в бешенство.
И вдруг он спросил:
— Вы умеете ездить верхом?
Я невольно просияла. В Уэлдон-Холле я оставила мою любимую кобылку Карину и ужасно теперь по ней скучала.
— Да, — сказала я. — Да, конечно.
— Не хотите ли прокатиться со мной по парку? Сегодня погожий день, и у меня в конюшнях есть смирный послушный мерин — как раз для вас.
«Смирный» и «послушный» — это звучало скучновато, но я так обрадовалась возможности снова оказаться в седле, что не стала возражать.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение, — искренне промолвила я.
— Вот и славно. Я прикажу Фиску оседлать лошадей. Будьте у конюшен после четырех.
Я улыбнулась ему — первый раз за все время нашего знакомства.
— Благодарю вас, милорд, — сказала я. — Это чудесно. Он посмотрел на меня — лицо его было непроницаемо — и ничего не ответил.
***
Конюшни Мэнсфилд-Хауса, как и других особняков на Гросвенор-сквер, располагались непосредственно за домом. От террасы их отделял небольшой палисадник. Я подошла туда ровно в четыре и стояла, с любопытством оглядываясь вокруг.
Конюшня и строение для экипажей занимали все свободное пространство и были сложены из того же коричневого кирпича, что и сам дом. Я с жалостью подумала о лошадях, которым приходится весь день томиться в стойлах, — здесь ведь нет места, чтобы порезвиться на воле. Как, должно быть, тяжело им в Лондоне, бедняжкам!
Пока я осматривалась, со стороны конюшен во двор вышли двое мужчин, ведя в поводу двух оседланных лошадей. К своему удивлению, в одном из мужчин я узнала лорда Уинтердейла. Он улыбался, и его лицо впервые на моей памяти выглядело беспечным и молодым.
Второй человек, очевидно, главный конюший, заметил меня и что-то сказал лорду Уинтердейлу. Беззаботная улыбка мигом слетела с лица его светлости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93