Ты потрясающая! Я был по пояс в земле, ты вытащила меня. Такое счастье! Я не хочу тебя отпускать. Хочешь, я заберу тебя завтра после Совета?
– После Совета? – Таш прижалась ко мне долгим поцелуем. – Давай доживем до завтра, милый. Сегодня я не в состоянии даже думать об этом.
Я стоял на обочине, глядя ей вслед до тех пор, пока можно было видеть через дождь ее экипаж, а потом повернулся и, не замечая льющих на меня с неба потоков, побрел обратно. Я шел, переполненный ощущениями, и боялся их расплескать. Сейчас я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Это была моя женщина. Мой размер. В моем зыбком мире, случайно задержавшемся на границе Нави и Яви, во тьме, в которой еще вчера не было ни тверди, ни светил, вдруг, словно по волшебству, волей непостижимого демиурга появился крохотный островок надежды, освещенный робкой пока еще искоркой любви. Оклахома ждал меня в дверях своего номера. Судя по всему, он караулил специально и вышел, едва заслышав шаги.
– Ну, ты даешь, рулевой! – закричал он еще издалека. – Вчерашняя подружка как – не ревнует? Девочка – предел! Давай завтра втроем!
Я молча подошел поближе.
– Слушай, – тихо сказал я ему, глядя прямо в водянистые глаза, тускло поблескивающие на багровом, покрытом бугристыми уплотнениями лице, я тебя предупреждаю: держись от меня подальше. Похоже, тебе пора улетать. Ты меня достал.
Оклахома изумленно вытаращился на меня, потом протянул руку, готовясь схватить за разлетайку, но в последнюю секунду усмирил порыв.
– О-ля-ля, – рассмеялся он. – Меня, кажется, пугают. А ты не боишься, паренек?
– Тебя? Нет.
Обогнув его, я пошел по коридору, чувствуя лопатками сверлящий спину взгляд. Мне очень хотелось обернуться, но делать этого я, естественно, не стал.
Пора было лететь. На этот раз я решил действовать умнее. Чтобы не лопухнуться, как вчера, я решил взять с собой всю считывающую аппаратуру. Особо не разбираясь, я покидал в сумку зачехленные рекордеры и заторопился к выходу. Дверь Оклахомы на этот раз была закрыта, однако я прекрасно понимал, что военные действия теперь неизбежны. Сейчас это было более чем некстати, я чувствовал свою вину. Но сдерживаться я уже не мог.
Несмотря на позднее время, народу на улицах болталось еще много, поэтому я никак не мог взлететь. Мелькали какие-то тени, некоторое время сзади тащился перебравший скруша молодой человек, выскочил прямо на меня и исчез в тумане экипаж. Наконец я дошел до парка, нырнул в него с освещенной улицы и, скрывшись в спасительной тьме, сразу же поднялся в воздух.
Оставив позади быстро растворившиеся в облаках огни города, я летел сквозь пропитанный водой мрак, и теплый ветер ласково щекотал мне ресницы. Впервые за долгое время я был по-настоящему счастлив. Дождь громко стучал по капюшону, забивая писк локатора в ухе. Заброшенная за спину тяжелая сумка все время заваливала меня, съезжая на правый бок. Пару Раз я снизился так, что получил метелками по физиономии. Однако все эти помехи оставались где-то на периферии сознания, нисколько не раздражая меня Снова и снова я мысленно прокручивал в голове все, что произошло за последние два часа, и нелепая улыбка не сходила с моих губ.
Это была справедливая награда – награда за то, что, несмотря на сильное желание ускорить окончательный расчет, я не сломался и остался жить. В моей аптечке хватало средств, обеспечивающих эту процедуру. Стыдно признаться, но несколько раз, во время наиболее сильных приступов отчаяния, я доставал одну из запаянных коробочек и, чувствуя, как болезненно стягивает лицо гримаса кривой ухмылки, задумчиво водил пальцами по черной шероховатой поверхности. Вряд ли бы я осмелился когда-нибудь на этот шаг. Но представлять, как прибывшие спасатели вынимают из кресла мой окоченевший труп, было одновременно и стыдно, и сладко.
Все это происходило давно, в самые первые после приезда сюда дни Но даже надежно похоронив позорные для меня мысли о самоубийстве и заблокировав от этих сюжетов дриммер, я продолжал отчаянно просить богов всех планет, чтобы отпущенные мне дни подошли к концу. Я был уверен, что теперь уже никогда не смогу жить так же легко и радостно, как жил раньше. А позорно влачить тоскливое существование я не хотел.
То, что Таш пришла ко мне снова, оказалось для меня абсолютной неожиданностью. Она не должна была делать этого. И тем не менее она пришла. Теперь я очень боялся спугнуть слабое ощущение счастья, зарождающееся в моей душе. Я старался думать о деле, о странных событиях, происходящих в стране, и о рое, который где-то неподалеку устроил свое отвратительное гнездо. Но получалось это у меня плохо. И все время, пока я летел, я видел перед глазами то запрокинутое в страстном крике, то улыбающееся, то нежно смотрящее на меня снизу вверх лицо Таш.
Камеру у моста через Ясоко я обнаружил не сразу. Мне пришлось как следует поползать по прибрежной гальке с фонариком в руке. Сначала я испугался, что камеру засекла электронная разведка роя, но потом она все-таки нашлась – метрах в пяти от того места на бугре, где я ее оставил. Похоже было, что ее отбросило в сторону прошедшее здесь вечером стадо оминотов. Камера не включалась на животных, поэтому проверить свою гипотезу я не мог. Однако гипотеза имела весьма материальное подтверждение: футляр камеры, замаскированный под булыжник, был основательно испачкан результатами их метаболизма.
Обмыв тайник, я вскрыл его и тут же через вьюер просмотрел запись. Увы! Сегодня мне опять не повезло. За весь день через мост проехали только три человека. Все они направлялись из города к перевалу, и никто из них не вернулся обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111