Увидела, как они выводят из конюшни лошадей. Это подстегнуло ее будто хлыстом. Бежать, идти, ползти!..
Глубокий, по колено, снег покрывал ровный гладкий наст, который проламывался под каждым шагом. Идти было невыносимо тяжело, она падала. Подниматься с каждым разом становилось все труднее. Колючие кусты цеплялись за плащ, и у нее еле хватало сил оторваться. И какие огромные деревья высились вокруг! Вдруг Эмма увидела несколько словно сросшихся меж собою дубов и решила, что это подходящее убежище. Протиснулась между ними, присела, почти упала, опершись спиной на один из стволов. Наплывала тьма, и она провалилась в глубокий обморок.
Она не знала, сколько была без сознания. Ее привел в себя холод. Огляделась. Не сразу поняла, где она. Лес. Серый сумрачный день. Солнце, выглянувшее с утра, снова скрылось. Шумел ветер, несший холодную пыль. Снег. Неужели судьба стала милостива к ней и снег занесет ее следы?
И вдруг она сжалась, явственно услышала позвякивание металла. Где-то за спиной громко фыркнула лошадь. От страха Эмма почти перестала соображать. Она глядела на испещренную морщинами кору дуба перед собой. А потом увидела его. Он сидел на своей лохматой лошади и глядел на нее ничего не выражающим взглядом. Один из людей Леонтия. Солдат с грубой щетиной и грубым лицом, обтянутым вязаным капюшоном.
Он чуть пошевелился, звякнул металл поводьев.
Эмма вздрогнула и расплакалась.
— Солдат, пощади меня. Молоком женщины, вскормившей тебя, заклинаю… Ведь и у тебя была мать… спаси меня, оставь здесь.
Он по-прежнему глядел на нее безо всякого выражения. Потом тронул коня, приблизился совсем близко, протянув руку, схватил ее за шиворот будто собаку. Она застонала от боли, когда он резко ее потянул, потом подхватил под мышки и, подняв, переложил через круп своего коня.
Голова Эммы бессильно свесилась, распустившая коса мела по снегу. Она дышала конским потом, а перед собой видела обтянутое кожей колено ее стража и тихо рыдала. От страха, от боли, от безнадежности…
2
Когда герцог Длинная Шея прогнал Эмму, Эврар никак на это не отреагировал. Обидно, конечно, что рыжая не оправдала надежды его господина, ведь Ренье столь давно хотел этого брака. Да и не может теперь он так просто сбросить жену со счетов. Ведь они обвенчаны перед алтарем. А Эврар хоть он и был в душе наполовину язычником, питал к обряду надевания колец определенное уважение. Ведь венчание — это поважнее, чем просто привести в дом женщину и сказать: «Отныне ты живешь здесь».
Но сейчас он переживал лишь за Ренье. Его господин сильно сдал в последнее время. И грудь его болит все чаще, он слабеет. Да, он уже не в том возрасте, чтобы связываться с подобной девкой. Черт бы ее побрал!
Ренье стоял за дверью. В покое остались лишь этот прихвостень Лео и Рикуин Верденский. Потом Рикуин вышел. Эврар поклонился ему, но граф прошел, словно его не заметив. И тем не менее Эврар посмотрел ему вслед спокойно. Он признавал и уважал этого худого близорукого графа. Хотя бы за то, что тот верен Ренье.
Через какое-то время появился и грек.
— Ты что, не слышал, Меченый? Герцог велел собираться!
— Но он же болен.
— Не твое дело. Тебе лишь надо выполнять приказы.
Эврар скривился, но нотарий глядел на него с насмешкой. Мелита давно подмывало свернуть этому зарвавшемуся рабу шею, но в последнее время грек был уж больно в чести у Длинной Шеи. Приходилось смиряться.
Эврар скоро справился со своими обязанностям Но когда герцог, сутулясь, вышел на крыльцо, мелит все же решился заметить:
— Может, обождем утра, господин? Уже стемнело, а вы сейчас не в том состоянии, чтобы ехать.
— Уж не прикажешь ли ты смириться с унижением? Нет, я отправляюсь немедленно! Прямо сейчас. Чтобы Карл утром подумал, что он натворил, и заволновался. Присяга присягой, но пусть прикинет, что означает мой отъезд. Эврар проводил герцога к дормезу. (Дормез — крытый покой на колесах.) Он был предупредителен, и хоть и велел оседлать жеребца герцога, правильно рассчитал, что Ренье сейчас не в том состоянии, чтобы ехать верхом. И Ренье тут же зашел в дормез. Устроился на мехах подле жаровни. «Видать, слишком уж не важно, если он отказался возглавить кавалькаду». Эврар подумал об этом, накрывая герцога тяжелой медвежьей шкурой. Ренье удобно расположился среди мягких валков и пуховиков.
Ну? Чего мы медлим? Эврар замялся. Оглянулся на дворец. А как же герцогиня?
Разрази меня гром, Эврар! Ты только и думаешь, что о рыжей сучке! — Ренье откинулся на подушке, прикрыв глаза. — Нет больше никакой герцогини. И не было! Запомни это!
Эврар был озадачен, но молча подчинился. Ночь выдалась морозная. Луна не светила, зато падали звезды — холодные и колючие. Кортеж покинул. город, и его дымную тишь сменило завывание ветра-: блестели схваченные морозцем стволы деревьев. Эврар поглубже надвинул на уши меховую шапку. Тепло коня согревало. На плечах толстый плащ. Чего надо? Но отчего-то он чувствовал себя неуютно. и приостанавливал жеребца, следя за обозом. Он вытянулся далеко по дороге. Слабо поблескивают наличники копий охранников. В одном из возков, где были женщины, заметил свет. Подумав немного, подъехал к нему.
Госпожа Бегга! Старуха откинула полог. Вся закутана в мех, да, не для ее старых косточек подобные ночные езды по морозу.
Госпожа Бегга, как распорядился герцог насчет ч… — он прокашлялся, — насчет герцогини?
Старуха не смогла ответить ничего определенного. Им было велено собираться. А Эмма куда-то ушла, ничего не взяв. Только свой рыжий плащ. Позже приходил нотарий герцога, искал ее.
— Да что хоть произошло, Меченый?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24