Теперь он мог спокойно подумать, что именно ему придется говорить в свое оправдание. Он ведь спас наследника Нормандии, все это смогут подтвердить. И если гнев конунга на кого-то и должен обрушиться, так это на охранников Эммы, особенно на Беренгара. Такой ход собственных мыслей несколько успокоил епископа, и, когда к нему прибежала взволнованная Сезинанда и стала просить за супруга, он достойно заметил, что ей сейчас следует усердно молиться за своих соотечественников-франков, кои находятся в полной власти Ру.
Ролло вернулся лишь на рассвете. Лодин и Бьерн, сопровождавшие конунга, были мрачны. От Ролло пахло паленым, одежда его была забрызгана кровью.
Епископу удалось отозвать скальда, и тот угрюмо поведал, что Ролло приказал страшной пыткой вырвать у христиан признание: повесил нескольких из них на сучьях деревьев и велел развести под их ногами костры.
— Вся их франкская охрана вместо того, чтобы заступиться за священнослужителей, попыталась скрыться, — рассказывал Бьерн, нервно теребя височную косицу. — Тщетно. Их нагнали и зарубили. Те же, под кем
горел огонь, орали не своими голосом и уверяли, что им ничего не известно об Эмме из Байе.
: Франкон истово перекрестился.
— Страшный грех взяли вы на душу, язычники, когда подняли руку на слуг Божьих…
Но Бьерн не слушал. Спросил вдруг:
— Кто такой Ги Анжуйский?
Франкон с трудом оставался невозмутимым.
— Это сын графа Фулька. Когда-то он был помолвлен с Эммой. Бьерн кивнул.
— Ну тогда все ясно. Дело в том, что один из пытаемых признался, что этот Ги был в свите священников, но отстал неизвестно когда. Клянусь Одином, на Ролло это произвело сильное впечатление. Какое-то время он стоял как завороженный, а потом спокойно велел обезглавить всех. И теперь их головы на шестах красуются вдоль дороги. Больше он не произнес ни слова.
Франкон с досадой подумал, какую оплошность допустили франки, прислав за Эммой Ги. Возможно, Роберт пытался подослать к племяннице преданного человека, да к тому же еще ее бывшего жениха, с надеждой, что это умиротворит Эмму. Однако он не подозревал, что Ролло начнет ревновать и что — упаси Боже! — решит, что Эмма сама сбежала с анжуйцем. Конечно, Ролло из соображений мести может кинуться искать ее, и тогда план герцога удастся. Но Эмма так долго испытывала терпение Ролло, что он может просто наплевать на нее, утешившись с кем-то иным… Но нет, не может! Он слишком любит ее. Даже невероятно, чтобы в сердце этого властного и жестокого человека нашлось столько места для подобной привязанности.
— О чем ты задумался, поп? — с подозрением спросил Бьерн.
— Уж не подозреваешь ли ты меня в чем? — едва ли не с искренним возмущением воскликнул епископ.
Скальд лишь ухмыльнулся.
— Тебе больше надо опасаться не меня, а Роллона, Франкон. Клянусь валькириями, он сейчас сам не свой и готов подозревать каждого. Хотя, может, тебе, повезет, раз благодаря тебе Гийом остался с Ролло.
— Тогда — и да поможет мне Бог — я постараюсь убедить Ролло, что Ги Анжуйский здесь ни при чем. Эмма давно равнодушна к нему, и это мне, как духовному отцу, известно из первых уст.
Бьерн сделал резкое движение, так что зазвенела его кольчуга.
— Поверь, мне известно это не хуже, чем тебе. Однако у Эммы столь непредсказуемый нрав, она так упряма и решительна, а главное, в своем гневе никогда не думает о последствиях… Так что ни тебе, ни мне пока не следует ни о чем говорить с Ролло. По крайней мере пока, ибо не назовешь мудрым того, который осмелится дразнить раненого льва.
Ролло действительно чувствовал себя преданным, получившим удар в спину. Он стоял посреди шатра, откуда, едва он вошел, испуганной стайкой выпорхнули женщины Эммы. Он их даже не заметил. Стоял, скомкав в кулаке тонкую шаль Эммы. Страшное подозрение закралось ему в душу. Поначалу он решил, что Эмму похитили его враги. Но после сообщения об этом проклятом Ги.
«Я спала с ним на древнем алтаре в ночь перед вашим набегом. И если бы не ты, мы бы прожили с ним счастливую жизнь». Как давно она ему это говорила!.. Но он запомнил все, слово в слово. И когда Ги в качестве посланника Роберта Нейстрийского прибыл в Руан, она сразу кинулась к нему, несмотря на запрет Ролло. А потом, как она просила за него, когда их схватили после неудачного побега!
— Нет, она не могла оставить меня! — глухо прорычал он. — Не верю, что ради этого анжуйца-выродка она забыла все, что было между нами, забыла собственного сына.
Но память как резала. Он словно слышал ее голос: «Клянусь, что уйду, если ты мне изменишь!»
Ролло становилось трудно дышать. Да как она смела! Как смела покинуть Руан, как смела бежать!..
На него вдруг словно нашло затмение. А когда он пришел в себя, то оказалось, что лежит на настиле в шатре, а Лодин и Беренгар, навалившись сверху, прижимают его к земле. Все вокруг было перевернуто: лежанки, стульчики разбросаны, ковры сорваны, сундучок Эммы изрублен. Даже железный светильник согнут пополам, а платья и плащи Эммы искромсаны в клочья.
— Тебе давно следовало бы найти другую женщину, Рольв — сказал Волчий Оскал, когда Ролло успокоился. Он старался говорить дружелюбно, но — помимо воли в его голосе сквозило злорадство. — Не такую, как эта вертихвостка.
— Закрой рот, — устало прервал его Ролло, — ибо, клянусь священными браслетами Одина, еще слово — и я разрежу твою пасть от уха до уха.
У него все болело внутри, а сердце казалось сплошной кровоточащей раной. И все же он надеялся, он страстно желал доказать невиновность Эммы. Даг она могла изменить ему, бросить его… но не сына.
— Беренгар, — позвал он стража.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149