Эмма резко встала, шагнула в сторону очага, сжала до хруста руки, словно боялась, что ударит Гизеллу. Сдерживало лишь то, что этой девочке невдомек, какую боль она ей причиняет.
— Я вижу, что вы готовы стать герцогиней Нормандской.
— Я смирилась. Я готова принести себя в жертву.
— А зачем?
Гизелла беспомощно захлопала белесыми ресницами.
— Но не могу же я пойти против воли отца. Эмма сердито глянула на нее.
— Что ж, тогда переступите через мою судьбу, лишите меня сына, но помните: вы поступаете безбожно. А Ролло… Он вас интересует? Что ж, знайте, что это мужчина дерзкий и грубый, у которого ни на йоту нет почтения к вашему королевскому происхождению. У него жаркая кровь, и ему нужна такая же женщина, чтобы разделять его страсть, чтобы разделять безумства любви, только тогда он не возьмет в дом наложницу, с которой будет утолять свой пыл.
— Вы говорите как блудница.
— Жена Ролло и должна быть в его руках блудницей, если хоть что-то желает значить для него. А вы, Гизелла… У вас вместо крови в жилах — вода. Вы скоро наскучите Ролло, и он будет пренебрегать вами. И однажды вы проклянете день, когда вложили свою руку в его.
Принцесса встала. Она больше не плакала, даже была сурова.
— Я шла к вам как к родственнице за советом и поддержкой. Но я ошиблась. Вы злая.
— А отчего бы мне не быть злой? Вы своей глупой кротостью лишаете меня всего. Семьи, мужа, сына. Нелепо, но даже плащ, что на вас, принадлежит мне, и именно в нем я была, когда мы зачали с Ролло нашего сына.
На лице Гизеллы появилось брезгливое выражение. Она, нервничая, расстегнула заколку, скинула плащ.
— Вот. Мне не нужны ваши обноски. Я скажу Ролло, что мне противно носить то, что ранее принадлежало другой.
— О, это будет смелый шаг! Не знаю только, обратит ли Ролло внимание на ваши слова, заметит ли он вас вообще… после меня.
И она горделиво вскинула голову. С Гизеллой они были почти одного роста, но тем не менее принцесса казалась маленькой и незаметной рядом со стоящей перед ней красавицей.
— Вы злая.. — вновь повторила она.
— Да. Но я буду молиться о вас, чтобы ваше жалкое существование не стало для вас кромешной мукой. А теперь убирайтесь, ваше высочество, вон!
Гизелла вздрогнула. С ней еще никто так не разговаривал. И она ощутила нечто похожее на гнев.
— Я знаю, почему вы злитесь. Потому что Роллон отверг вас ради меня. Да, вы хороши собой. Но не нужны ему. Ему нужна лишь я и моя королевская кровь. А вы… вы забытая принцесса. И вы никому не нужны!
Когда она вышла, Эмма бросилась на кровать. От горя чувствовала себя совеем разбитой? Да, эта дочь короля права и она никому не нужна. Что же ей теперь делать? Ее венценосный дядюшка Каролинг даже не пожелал с ней встретиться, ее охраняют, как пленницу. Опять плен… И тем не менее у нее оставалась надежда. Ибо разве Ролло не вспомнит о ней, когда увидит эту… Но что тогда?
Херлауг пообещал, что он немедленно пошлет гонцов в Руан и сообщит Ролло, где Эмма и что она его ждет. Но разве обратит на это внимание Ролло, когда он счел ее изменницей, когда он сам сказал, что не желает о ней слышать.
Упрямый язычник! О, если бы им удалось встретиться до того, как он предстанет с Гизеллой перед алтарем! Она бы все ему объяснила. Но как? Одно время Эмма надеялась, что встретит в Суассоне Ги и упросит помочь ей бежать. Однако потом она узнала, что Ги с другими священниками отбыл с посольством в Рим.
«Ему намекнули, что он может погубить свою карьеру, если свяжется с вами», — сказал ей в обители Святой Магдалины епископ Гвальтельм. Монашек Ги теперь едет замаливать грехи перед могилой Святого Петра в Риме. Но ей не в чем упрекнуть своего друга. Она всегда отталкивала его, и рано или поздно он должен был бы отступиться от нее.
Тем не менее и Ги тоже виновен в том, что с ней случилось, как и Роберт, увезший ее от Ролло. Как и Херлауг, заставивший ее ехать к Каролингу. Но больше всех виновна она сама. Ее слабость и уступчивость. Ее уверенность в себе. Ведь в итоге она оказалась лишь слабой женщиной, шедшей на поводу у других. А единственный человек, перед которым она не склонялась, был Ролло, но именно с ним ее строптивость привела к краху всего, что было по-настоящему значимым для Эммы. Ибо разве не это непрекращающееся противостояние разуверило Ролло в ее любви и, разуверившись, он решил расстаться с ней? Если бы это было не так, разве что-то значили бы для Ролло все выставленные Карлом условия? Он бы потребовал возвратить себе свою избранницу, и ему бы не смели ответить отказом. Но он не захотел. Значит, Гизелла права и она не нужна никому…
Через неделю в Суассоне звонили все колокола. Двор замер притихший, ибо все отправились за город провожать отбывающую в Руан Гизеллу. Эмма одна стояла в саду у стены аббатства Святого Медора, бледная и притихшая, вслушиваясь в перезвон колоколов. Вокруг застыли вековечные дубы, меж деревьев сквозь снег проглядывали рыжие пятна опавшей, листвы. На дальней галерее аббатства медленно двигалась процессия монахов в темных капюшонах. У стены из пасти каменного льва тонкой струйкой сбегала вода. Пусто, холодно, промозгло. Даже солнце над головой светило тускло, словно нерадостно.
Эмма глубоко, протяжно вздохнула. Через две недели наступит Рождество, и Ролло станет христианином. Он спасет свою душу и вступит в брак с дочерью короля франков. А для нее это будет означать конец. Эмме казалось, что душа ее опустела, а сердце — оледенело, что даже устало чувствовать боль. Она так много слез пролила последние дни, что в ней словно иссякла всякая сила переживать.
Ролло отказался от нее. Как дальше жить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149