– Затем, что не могу видеть тебя такой церемонной и правильной. Я ведь знаю, что внутри ты полна огня. Прежде чем уйти, я хочу увидеть тебя радостной, хочу навсегда запомнить, что ты счастлива.– Я очень счастлива.– Улыбнись, докажи мне это.– Улыбнись! Улыбка. – Де Грот довольно заулыбался и приложил к губам оба указательных пальца.Майкл ответил ему тем же. Глядя на них, можно было подумать, что общаются два закадычных друга.– Тебе не кажется, что столь пышная юбка вполне может скрыть твое грехопадение? – неожиданно спросил Майкл.– Откуда такой странный вопрос? – удивилась Аннелиза.– Ничуть не странный. Представь себе, что складки твоей юбки будут лежать у меня на брюках. Тогда шелк и шерсть будут совершать постыдное прелюбодеяние прямо под носом у этих порядочных граждан. Разве нет? – Он замолчал, выжидая. Переместив ногу, Аннелиза, к своему ужасу, почувствовала, как Майкл захватил ее юбки и подсунул себе под бедро. – Вы немного переволновались, госпожа. Выпейте воды.В эту минуту она думала только о том, что на ее бокале были отпечатки его губ. Когда Аннелиза дотронулась до края языком, чтобы подхватить капельку, Майкл не выдержал и, с шумом вдохнув воздух, пробормотал:– Уделите внимание влаге, госпожа. Я пью воду – вы пьете воду. Она пополняет жизненную силу наших тел. Мы можем взывать к ней, чтобы она помогла нам остудить нашу кожу и утолить жажду.Де Грот одобрительно кивнул и глубокомысленно произнес:– Все пьют воду.Аннелиза отделила маленький кусочек от своей порции каплуна и стала жевать, надеясь таким образом утихомирить совсем не к месту застучавшие зубы.– Все едят домашнюю птицу, – вторя голландцу, сказал Майкл и, подцепив кусок жареной курятины, приветственно отсалютовал ею сановнику с Явы. Затем он препроводил мясо в рот и, жуя, стал приноравливаться к ее движениям. Когда она глотала, он тоже глотал. Занимаясь исполнением самых что ни на есть земных функций, их тела действовали в таком же согласии, что и раньше, когда между ними происходило радостное единение.В каком-то смысле для Аннелизы это был самый нескончаемый вечер в жизни. Нервы ее превратились в натянутые звенящие струны, готовые лопнуть от напряжения: ей нужно было вести себя так, чтобы в глазах всех оставаться порядочной голландской женой и в то же время не выдать своего любовника. С другой стороны, ей казалось, что время для нее одной несется со страшной скоростью, и хотелось попросить его замедлить свой бег, чтобы можно было продлить драгоценные минуты пребывания с Майклом, а потом извлекать их из памяти и наслаждаться. Этих минут ей должно было хватить до конца жизни.Наконец губернатор встал, давая знать, что обед закончен.– Джентльмены, присоединяйтесь ко мне в дальней гостиной. Мы поднимем бокалы в честь господина де Грота, а дамы пусть останутся на попечении моей супруги.Капитан Эллингтон и Майкл вскочили с мест и вежливо встали позади своих кресел, дожидаясь, пока большинство приглашенных проследует в гостиную вслед за губернатором.Вскоре за длинным столом остались только Аннелиза и еще четыре женщины. Супруга губернатора Хона первой нарушила неловкое молчание:– Госпожа Хотендорф?Аннелиза вздрогнула:– Извините, госпожа Хон. Я совсем недавно замужем и потому еще не вполне воспринимаю себя как жена Питера Хотендорфа.Кровь ударила ей в лицо. Как она могла оказаться такой несообразительной? Вместо того чтобы побеспокоиться о том, как произвести благоприятное впечатление на тех, кто, вероятно, составит ее ближайшее окружение на все последующие годы, она думала лишь о Майкле. Наверное, ей стоило немного потерпеть: менее чем через час дамы присоединятся к мужьям – и тогда она вновь увидит его.Самая молодая женщина, назвавшаяся госпожой Ван Хельмер, добродушно хихикнула:– Вы скоро привыкнете, Аннелиза Хотендорф. Ваш муж об этом позаботится.– Я – Герта Гунстедт, – представилась другая женщина. – Мы все, – она обвела рукой сидящих за столом, – давно уже хотим вас увидеть.– В самом деле, не понятно, почему Питер официально не представил вас обществу, – посетовала госпожа Хон. – Это на него не похоже. Он всегда был большим любителем приемов и гостеприимным хозяином.– Был, – фыркнула самая старшая из женщин, госпожа Педерсфельдт. – Пока не умерла Хильда. Возможно, он изменился из-за того, что у него есть причины прятать свою новую жену.– Марта! – в один голос воскликнули остальные дамы.– Сама знаю, что я Марта. Хильда Хотендорф, наверное, в гробу переворачивается оттого, что эта особа сделала из ее мужа такое посмешище.– Но я не знаю за собой никакой вины, – возразила Аннелиза, чувствуя, как от обиды слезы подступают к глазам.– Ба! Какая скромность! Жеманничать и строить глазки британским собакам – это называется никакой вины?– Марта, – попыталась остановить не в меру разошедшуюся даму госпожа Хон, – ты не должна так говорить. – Губернатор и господин де Грот пригласили госпожу Хотендорф для поддержания беседы.– Но у меня есть глаза и уши, – снова заверещала Марта. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на груди, всем своим видом давая понять, что готова поведать обо всем увиденном и услышанном, если ее об этом попросят.– Мне… мне очень жаль. Извините меня, но я не совсем хорошо себя чувствую.Презирая себя за трусость, Аннелиза поднялась из-за стола и быстро вышла из комнаты.Пройдя по коридору в том направлении, откуда тянуло прохладой, она остановилась у окна и глубоко вдохнула проникавший сюда с моря пропахший солью воздух. В ушах у нее все еще стояли резкие голоса женщин, препиравшихся в покинутой ею комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95