Такое впечатление, что каждый раз ешь новое блюдо.В их неторопливой беседе наступил перерыв, и тишину нарушали только мягкое позвякивание серебра о тарелки да приглушенный стук чашек. Аннелиза уже перестала считать, сколько раз наполнялась ее чашка. Несмотря на вкусные запахи пищи, у нее в конце концов пропал аппетит. Чтобы отвлечь внимание Питера, она заставляла себя снова и снова подносить ко рту ложку с одним-двумя зернышками риса; но каждый раз ложка казалась все тяжелее, и ей стоило большого труда удерживать ее в онемевшей руке. Никогда еще для выполнения столь простой задачи ей не требовалось таких непомерных усилий.– Аннелиза, отчего у тебя такой невеселый вид? – неожиданно спросил Питер. – Ты не заболела?– О нет! Уверяю вас, со здоровьем у меня все в порядке. Я всегда была достаточно крепкой.Она никак не могла взять в толк, откуда появилась эта непонятная тяжесть в руках и ногах, сопровождавшаяся почти непреодолимым желанием положить голову на стол и заснуть глубоким сном. Если бы в этом был виноват чай, то и Питер испытывал бы что-то похожее. Однако ее муж сидел прямо, словно жердь, хотя выпил гораздо больше чая, чем она.– Наверное, это все от жары – я к ней еще не привыкла.Это была явная ложь. В своей продуваемой спальне Аннелиза чувствовала себя несравненно комфортнее, чем в душной каюте корабля. К тому же, пока она предпринимала безуспешные попытки уснуть, возле ее кровати стоял слуга и обмахивал ее опахалом из веток с широкими листьями.К ее удивлению, Питер лишь кивнул в ответ. Поразительно, почему он не сказал, что человек, проплывший через тропические моря, должен бы приобрести устойчивость к жаре. Он взглянул на нее, и впервые его взгляд задержался на ее лице. Аннелиза попыталась дружелюбно улыбнуться, но губы уже не повиновались ей, а глаза застлал туман.– Я велю двум слугам стоять над нами всю ночь и обмахивать нас веерами, – сказал он. – Но это после.После чего?
Пока он провожал ее обратно по лестнице в спальню, его рука покоилась у нее на талии. Аннелиза с недоумением заметила, что не может обойтись без его помощи, ей показалось, что силы совсем покинули ее.Наконец они пришли в комнату Аннелизы, и Хотендорф оставил ее стоять у спинки кровати. Горничные тут же бросились к ней, чтобы приготовить ее для брачного ложа. Вспоминая, сколько огорчений было связано со свадебным платьем, Аннелиза подумала, что вид ее ночного балахона приведет их в отчаяние, однако девушки, напротив, были в восторге.– Совсем как у первой госпожи, – не удержавшись, заявила Тали.Аннелиза смиренно стояла, пока вторая горничная расплетала ей косы. Утром, когда ее волосы превратятся в спутанную гриву, помощь Мару будет очень кстати, подумала она. К ее удивлению, Мару тут же снова заплела косы и надежно закрепила их вокруг головы.– Совсем как у первой госпожи, – вслед за Тали повторила она, хлопая в ладоши. Аннелиза решила, что скорее всего это следует понимать как выражение симпатии.Тали предусмотрительно положила на ночной столик влажную салфетку, сложенное вдвое полотенце, и затем девушки удалились с такой поспешностью, словно на пребывание в ее комнате им было отпущено строго определенное время.Через несколько секунд в комнату постучали. Дверь тихо отворилась, и вошел ее муж. Немного помедлив, он повернул ключ, и спальня оказалась запертой изнутри.Оглядев Аннелизу с головы до ног, Хотендорф сразу обратил внимание на необъятную ночную рубашку и утянутые косы.– Вот так ты смотришься гораздо лучше.Слова мужа прозвучали для нее как-то неестественно, будто с далекого расстояния или через толщу воды. Он нагнулся к лампе, загасил фитиль, и теперь комнату освещал только льющийся в окна лунный свет. Присмотревшись, Аннелиза увидела, что Питер стоит почти рядом с ней. Она не слышала, как он подошел.– Я не думаю, что тебе нужно застегиваться до конца, пока ты еще не привыкла к жаре. – Его пальцы быстро и уверенно пробежали от ее подбородка до груди по короткому ряду пуговиц и расстегнули несколько из них. Привычным движением он раздвинул ткань и с легкостью, свидетельствовавшей о длительной практике, развязал ленточки на ночной рубашке. Наверное, именно так каждую ночь он раздевал свою драгоценную Хильду, рассеянно подумала Аннелиза, ожидая дальнейших действий мужа. Однако, оставив ее в покое, он принялся раздеваться сам.Сбросив с себя одежду, Питер встал перед ней, крепкий, подтянутый, уверенный в себе. Темнота скрадывала седину и делала его лет на двадцать моложе. В таком виде Питер являл собой превосходный экземпляр мужской особи, и на женщину, не познавшую великолепного тела Майкла Роуленда, он, несомненно, должен был действовать возбуждающе.Отсутствие интереса с ее стороны ничуть не тронуло его. Подведя ее к кровати, он отошел назад и стал терпеливо ждать. Забравшись на постель, Аннелиза устроила голову на подушке и скромно одернула шерстяную рубашку. Мысленно она даже составила в голове опись: косы – на месте; грудь, талия, бедра – тоже при ней, плотно запеленатые в добротную голландскую шерсть. Все в порядке, и мать непременно одобрила бы ее. Она вспомнила, как Майкл дюйм за дюймом обнажал ее тело и смаковал с головы до ног. Теперь этим займется Питер.– Ты девственница, Аннелиза?На этот раз его голос показался ей противным скрипом. Она покачала головой, чувствуя, как сильно забилось ее сердце. И надо было ему задать его вопрос, которого она боялась больше всего как раз тогда, когда у нее притупился разум.«Будь внимательна», – предостерегла она себя.– Вы испрашивали женщину детородного возраста, достаточно молодую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95