– Та земля, которую я получил сегодня, – она когда-то принадлежала этим мон… индейцам?
Джульетта кивнула и откинулась на одеяло, словно это признание окончательно лишило ее сил.
Джеффри вытащил «справку на землю», ужаснувшись тому, что мог – пусть и ненадолго – получить выгоду от столь унизительного дела. Рыцарь не может нарушить договор, а потом как ни в чем не бывало смотреть людям в лицо!
Он развернул справку, впервые пожалев, что практически не умеет читать. Было бы приятно смотреть в прошлое и вспоминать, что однажды он держал в руках доказательство осуществленного желания: «Эти земли принадлежат Джеффри д'Арбанвилю». Его собственное имя, начертанное своей рукой – этому его, слава Богу, научили в детстве, – разобрать было легко. Как и число сто шестьдесят, которое, как он знал, говорило о количестве отведенных ему акров. Разобрать остальное, написанное рукой земельного агента, было выше его сил – все равно что те причудливые знаки, которые он однажды видел на персидской вазе. И тем не менее этот удивительно тонкий хрустящий кусочек бумаги давал Джеффри то единственное, чего он всегда жаждал всей душой. Но теперь это было отравлено мыслями о том, каким способом осуществилась его мечта.
Возможно, сам Господь был к нему благосклонен, сделав так, чтобы ему было легче отвернуться от этого всепоглощающего соблазна. Джеффри провел пальцем по чернильным строкам, еще секунду дивясь тому, что держит в руках, а потом снова скатал бумагу и вложил Джульетте в руку.
– Можете отдать ее обратно индейцам, Джульетта. Объясните им правила подачи заявки на пустующий участок. Я пробуду здесь недолго и не стану добиваться своих прав.
– Почему? – Джульетта прижала к губам дрожащие пальцы, но не успела задержать этот невольный вопрос. Казалось, слово вылетело и теперь трепещет над землей, словно небольшая возвышенность в прерии не дает ветру его унести. И собственный вопрос будто издевался над ней, в нем слышалось мучительное отчаяние: неужели ее так терзает то, что он скоро уедет – этот человек, несущий всякую чушь о верблюдах и слонах, менестрелях и варварских пытках?
Джеффри опустился перед ней на колени, двигаясь с необыкновенной для своего громадного роста легкостью и гибкостью. Щеки его чуть потемнели от пробивающейся щетины, которая еще не скрыла слабых отметин, говоривших о том, как неловко он орудовал бритвой. Странно, чтобы мужчина, по своей воле отказавшийся от усов и бороды, так часто резался при бритье: словно подросток, тайком взявшийся за отцовскую бритву, чтобы избавиться от первого пушка, пробивающегося у него под носом! Джульетта не могла понять, почему удар в голову лишил Джеффри умения бриться. Глядя на его лицо, Джульетта испытала непреодолимое желание прикоснуться к его щеке и прогнать остатки боли.
И в то же время, несмотря на причудливые фантазии и неумение бриться, в стоявшем перед ней на коленях мужчине не было ничего даже отдаленно мальчишеского. Его сильные мышцы натягивали швы одолженной капитаном Чейни одежды от щиколоток до шеи, из-под слишком коротких рукавов высовывались изборожденные шрамами запястья рук, шея была настолько мощной, что верхнюю пуговицу рубашки оказалось невозможно застегнуть. В тугих завитках волос, выглядывавших из ворота, тускло поблескивала подвеска-талисман, завораживал сильнее, чем диски и вращающиеся устройства знаменитого гипнотизера доктора Месмера.
Джеффри, погруженный в свои фантазии, – и Джульетта, никогда не дававшая воли легкомыслию… Они могли бы уравновесить и дополнить друг друга… Тут Джульетта ахнула, осознав, какое недопустимо вольное направление приняли ее мысли.
– Что вы за актер? – возмущенно вопросила она. – Зачем… зачем вы явились меня терзать? Все у меня шло так хорошо…
– Я всего лишь человек, Джульетта, – ответил Джеффри со спокойным достоинством. – Не знаю, как и почему я сюда попал. Знаю только, что дал клятву вернуться обратно и завершить свой квест, от каких бы наслаждений мне ни пришлось здесь отказаться. А Бог свидетель – я готов был бы скорее вырвать сердце у себя из груди, чем причинить вам хоть секундную боль.
Его глубоко посаженные глаза смотрели прямо на нее. В их серо-зеленых глубинах горел огонь: жаркий, полный греховного соблазна, и сладкий, словно мед. И в то же время в них читалась искренность и решимость – что бы он ни решил сделать, – которая не позволяла подвергнуть сомнению его клятву.
Клятвы. Квесты. Рыцарская честь. Бог. Свидетель. Обеты. О Господи! Джеффри все еще считает, что связан клятвой, которую дал в земельной конторе!
А это значит, что он скажет ей правду, всю правду и ничего кроме правды – какими бы смелыми и бесцеремонными ни были ее вопросы. Может, все слишком долго старались обходить вопрос с его потерей памяти. Может быть, задав нужные вопросы, она сможет пробиться сквозь его заблуждения относительно рыцарства и узнать правду о Джеффри д'Арбанвиле.
На них налетел ветерок, принеся с собой звуки переселения индейцев: усталый топот копыт, стук пыльных ног о спекшуюся землю, скрежет волокуш, оставляющих следы, которые смоет следующий дождь. Вскоре в Канзасе не останется ничего от народа, населявшего эти прерии с незапамятных времен. И кажется подобающим, чтобы звуки их трагического исхода стали фоном для ее разговора с человеком, который утверждает, будто прибыл сюда из прошлых веков и скоро снова уйдет, не оставив в ее жизни никакого следа от своего пребывания.
– Джеффри, – попросила она, – скажите мне правду. Всю правду и ничего кроме правды, и да поможет вам Бог. Обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115