Клара резким движением опустила чашку, и блюдце треснуло. От гнева сжав губы, она провела ногтем по трещине. В шестьдесят три года она сохранила восхитительную посадку головы, чистую кожу, стальной блеск голубых глаз. Еще можно было сказать, что она красивая женщина, – ну, во всяком случае, сильная.– Ноги моей больше не будет в той квартире, – продолжал Шарль. – Её надо продать.– Не так быстро! – парировала Клара. – Пройдет время, рынок недвижимости оживет, квартиры будут рвать друг у друга… Ты хочешь жить на авеню Малахов?А что ему оставалось делать? Мать и даже Мадлен были нужны ему, чтобы воспитывать детей. Он будет присматривать за племянниками и племянницей, снова займется адвокатурой, будет держать марку. Или же прямо сейчас поднимется на чердак и повесится, если ему не хватает мужества встретить ожидавшую его жизнь.– Места хватит для всех, – продолжила Клара. – Я сделаю перепланировку, ты не будешь стеснен. Но тебе понадобится еще одно помещение… в другом месте… для конторы… Когда ты рассчитываешь начать работу?– Как можно скорее, – процедил он сквозь зубы.Он прекрасно понимал: бездействие сведет его с ума. Это было худшее, что он испытал за время заключения. После трех попыток к бегству он месяцами сидел один в камере два на три метра и не выжил бы там, если-бы не мысль, что Юдифь ждет его. Каждую минуту он представлял, как увидит и обнимет ее. Когда немцы истязали его за попытки освободиться, одно ее имя давало силы, сжав зубы, все вытерпеть. Их жестокость лишь придавала ему сил, и если он не пытался бежать снова, то единственно, чтобы уберечь товарищей по заключению от возможных репрессий, а так никакое наказание не удержало бы его от побега.Юдифь… В темном карцере он постоянно думал о ней, и она превращалась в навязчивую идею земли обетованной. Это сделало его возвращение еще большим кошмаром, чем само заключение. С тех пор он не мог больше произносить имя жены, тем более имя маленькой Бетсабе.– Шарль! – раздраженно позвала Клара.Молчание сына выводило ее из себя. Она, как всегда, решительно брала курс на будущее, перестраивая свою жизнь и жизнь своего клана. Эдуард похоронен, в Валлонге их больше никто не задерживает; она вдруг почувствовала, что торопится вернуться в Париж, заняться своими делами, надо было связаться с советником, подвести итоги. Их особняк, каким-то чудом не конфискованный, не сильно пострадал. Во всяком случае, так утверждала бывшая горничная, с которой она поддерживала переписку. В столице, конечно же, еще многого не хватало, были трудности с провиантом, но все это уже не так важно. Для Клары война слишком затянулась, и она торопилась ее закончить.Шарль повернулся к матери, и та стала внимательно разглядывать его. Солнце Прованса оставило на нем легкий загар, но и он не мог скрыть впалых щек и кругов под глазами. Шарль был почти лишен плоти и сутулился, будто вся тяжесть мира легла ему на плечи. Он выглядел на десять лет старше своих лет, и его чудесные светло-серые глаза были затуманены мрачной поволокой.– Ты начнешь нормально есть, – вдруг отчеканила она, – общаться и вернешься к жизни. А еще…– Мама!– Нет, я же не прошу тебя смеяться! Но стань снова самим собой, черт побери!В гневе она поднялась и подошла к нему.– Мой милый Шарль, у тебя нет выбора. Твой мрачный вид распугает всех клиентов: никто не поверит, что ты способен выиграть процесс. И потом, подумай о детях – просто недопустимо опять навязывать им такую жизнь. Все эти годы они видели только угрюмые или тревожные лица. Подумай и обо мне! До сих пор я держалась хорошо, но теперь мне нужна помощь. Я ее получу?Клара знала, что сын не будет говорить о Юдифи и Бет, что эти имена не сорвутся с его уст. Ему нечем было защищаться, нечего возразить – и она этим воспользовалась, она была просто вынуждена.– Ты меня слышишь, Шарль? Я могу рассчитывать на тебя?– Конечно, мама, – ласково согласился он. На мгновение перед таким напором его лицо осветилось подобием улыбки, но печальная маска тут-же заняла свое место.– Надо организовать переезд, – продолжала она. – Продумать тысячу мелочей, а на Мадлен нельзя положиться.Клара не строила иллюзий насчет невестки: Мадлен можно было вести куда угодно, она соглашалась на все предложения, но сама не проявляла никакой инициативы. Что же до Шарля, то если он будет вести себя так же безучастно, то станет только обузой для семьи.– Я не могу все делать одна, Шарль!Последние слова вывели его из молчания, как будто он только сейчас осознал, с какими трудностями сталкивалась его мать. Она была права: Мадлен не может утешить даже собственных детей, а Юдифи с ее неистощимой энергией и бесшабашной радостью здесь больше никогда не будет.– Сейчас многие женщины ищут работу, – объявил Шарль, – ты легко наймешь слуг. Всех пятерых детей я определю в лицей – это в первую очередь. Мальчиков в Жансон-де-Сайи, Мари в Виктор-Дюруи. Завтра я найду в деревне человека, который будет присматривать за домом. Мы ведь не можем просто закрыть ставни и уехать. И потом, кто знает, в каком поезде у нас будут места…Клара старалась ничем не выдать удивления, но он в первый раз после возвращения из Германии произносил такую длинную речь. Успокоенная, она одобрительно кивнула. Шарль говорил о пятерых детях – значит, он готов взять ответственность не только за своих детей, но и за детей брата.– Алена будет очень трудно убедить, – предупредила Клара. – Он сильно привязан к Валлонгу…– Ну и что? Один-то он здесь все равно жить не будет.На этот раз в его голосе не осталось и следа нежности. Может быть, не стоило ждать от него слишком многого на первый раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90