Джейк возвращался с уткой, которую раздобыл на ужин и уже успел выпотрошить и ощипать. Выйдя на поляну, он застыл на месте как вкопанный, потрясенный невероятной картиной: Джессика сидела перед костром и пекла в сковороде хлеб.Удивительно! Он не сомневался, что, как только уйдет от нее, она устроит истерику, после чего забьется в лодку и будет сидеть там до тех пор, пока он не вернется. А оказывается, она развела аккуратненький костерок – сообразив предварительно очистить для него место от травы и веток, – вытащила каким-то непостижимым образом из лодки тяжеленное седло, на котором теперь сидела как в кресле, и расстелила на земле пончо, чтобы не запачкать посуду. Она даже соорудила из сосновых наростов и веток пару факелов и установила их на берегу, по-видимому, для того, чтобы отпугнуть крокодилов. Джейк не знал, испугаются крокодилы или нет, но то, что Джессика додумалась до этого, ему понравилось. Сам бы он вряд ли догадался.Понравилось ему и то, что Джессика не стала набрасываться на него с упреками, пока он сооружал вертел, насаживал на него утку и прилаживал ее над низким пламенем. Он слишком устал, чтобы вступать с ней в перебранку, и был слишком обеспокоен создавшимся положением вещей, чтобы тратить энергию на споры. Джейк был благодарен Джессике хотя бы за то, что она молчит.Весь день он пытался убедить себя в том, что ошибается, но сейчас уже не было смысла отрицать очевидное: за следующим поворотом болота никакой дороги и никакой суши нет и не будет. Они с Джессикой заблудились, в этом нет никакого сомнения.Джейка не столько раздражал сам этот факт, как то, что приходится в этом признаваться. Он вырос в восточном Техасе, с его пологими холмами и безграничными просторными пастбищами. Пустыни к западу от Миссури и бесконечные холмистые прерии Канзаса были знакомы ему досконально. Он великолепно умел читать следы, оставленные человеком или животным. И до сего момента слово «заблудиться» в его лексиконе отсутствовало.Джейк с подозрением взглянул на Джессику, ожидая, что она сморозит какую-нибудь глупость или задаст какой-нибудь дурацкий вопрос и тем самым выведет его из себя. Больше всего его раздражало то, что она оказалась права насчет этого проклятого болота, а Джейк твердо придерживался мнения, что нет на свете ничего хуже женщины, оказавшейся правой. Интересно, когда она в очередной раз заявит ему, что все вышло именно так, как она говорила?Джессика, однако, оставалась в неведении относительно его переживаний. Когда лепешка покрылись сверху хрустящей корочкой, она вытащила ее из сковородки, потом вытряхнула из сковородки крошки и набрала в нее воды для кофе. Она привыкла заботиться об отце во время путешествий и прекрасно умела это делать. Утка между тем жарилась, распространяя дивный аромат. Прозрачный сок стекал с нее в костер и шипел. У нее уже кружилась голова от голода, однако утренний урок пошел ей впрок, и Джессика дала себе слово, что спешить больше не станет. Сейчас она будет есть медленно и осторожно, ведь ей потребуются силы для дальнейшего путешествия, конца которому пока что не предвидится, и их необходимо беречь.Джейк вытащил из сумки маленький полотняный мешочек с кофейными зернами и протянул Джессике. Она молча взяла его и принялась молоть зерна камнем. Покончив с этим, добавила воду. Во время долгого отсутствия Джейка она решила ни в коем случае не выводить его сегодня из себя, а похоже, это происходит всякий раз, стоит ей раскрыть рот.Странно все это, размышляла Джессика, тряся сковороду, чтобы кофе перемешался с водой. До знакомства с Джейком она ни разу не повысила голос ни на одного мужчину. Ей даже подумать об этом было страшно. Однако за последние сутки настроение ее – не говоря уж о жизни – разительно переменилось. Джессика считала, что хорошего в этом мало, поскольку, если они с Джейком хотят выбраться из этого проклятого места – а такая возможность с каждой секундой становилась все призрачнее, – они должны действовать сообща. И Джессика сделала вывод, что самое лучшее для них – это общаться как можно меньше.Тарелка была только одна, и Джессика сдвинула хлеб на одну половину, чтобы на другую положить утку. Снимая тяжелую птицу с вертела, она немного обожгла пальцы. Потом налила кофе в единственную жестяную кружку. Ужин был готов. Джейк не стал ждать приглашения. Оторвав от утки ножку, а от лепешки щедрый кусок, он уселся на пончо у Джессики за спиной и прислонился к седлу, на котором она сидела.Он был настолько голоден, что проглотил жирную мясистую ножку, даже не чувствуя вкуса. Хлеб же оказался для него приятным сюрпризом. Джессика положила в него что-то сладкое – оказалось, что это ягоды ежевики, – и Джейк решил, что никогда еще в походе ему не доводилось есть такую вкуснятину.– Очень вкусно, – похвалил он и, облизав пальцы, потянулся за вторым куском.– Спасибо, – вежливо отозвалась Джессика.Джейк был прав. Это и в самом деле было вкусно. По правде говоря, ничего вкуснее она в жизни не ела, и ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не наброситься на еду с такой же жадностью, как Джейк. Она принялась аккуратно откусывать горячее, пахнущее дымком мясо и теплый хлеб маленькими кусочками. На этот раз, к ее величайшему облегчению, желудок с благодарностью принимал каждый кусочек.Джейку же было не до хороших манер. Он запихивал в рот огромные куски птицы и хрустящего сладкого хлеба, запивая их густым кофе. Он представить себе не мог, как это Джессика умудрилась приготовить такой сухой, пропеченный хлеб. У хлеба его выпечки вечно подгорал низ, а верхушка оставалась сырой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107