Может быть, она почти внушила себе, что когда-нибудь, очень скоро, через два-три дня, она сможет выкрасть крест у Адама. Но она в этом сомневалась. И каким-то странным образом крест перестал значить для нее так много, как раньше.Ну почему же все-таки она не села в поезд?Адам ехал впереди нее, осторожно направляя лошадь вверх по пологому склону, по которому они выезжали из предгорья. Энджел посмотрела на его широкую сильную спину и узнала ответ на свой вопрос. В этом ответе не было ни капли здравого смысла, ей было больно признать этот ответ, но она поняла, почему она до сих пор была с ним.У ручья, под сучковатым дубом, они расположились на привал. Солнце палило нещадно. Адам открыл ножом банку бобов и подвесил над костром котелок со свиной грудинкой.— Так у тебя все сгорит, — заметила Энджел. Она обернула ручку котелка полой своей куртки, которая была ей велика, и подвинула его к краю костра, туша крошечные язычки пламени, которые уже начинали загораться на свином жире.Адам взглянул на нее:— Я хотел сварить кофе. Я не могу держать котелок над огнем и одновременно идти за водой.— Кофе буду варить я. Я не знаю ни одного мужчины, который мог бы сварить хороший кофе. Подержи.Он сел возле нее на корточки, а она передала ему котелок.— Осторожно — горячо!Когда они разматывали ее куртку с ручки котелка, что было довольно трудно, их пальцы соприкоснулись. Это длилось только одно мгновение, но когда его грубые мужские пальцы встретились с ее пальцами, это мгновение показалось ей вечностью. Она не была готова ощутить острое жало воспоминаний и тоску, которой отозвалось в ней случайное прикосновение… Воспоминания о тех минутах, которые больше ей не принадлежат, и тоска по тому, чего у нее больше никогда не будет. Она резко отдернула руку, и котелок чуть не упал в огонь. Адам быстро поймал горячий котелок и обжег руку о его раскаленную ручку.Энджел поднялась на ноги и почувствовала, что охрипла от слов, которые не осмеливалась произнести. Ее щеки ярко вспыхнули, и огонь их костра не был в этом виноват.Она схватила кофейник и побежала к ручью.Адам целиком сосредоточился на мерцающем пламени костра, твердо решив не смотреть ей вслед. Но невольно все в нем напряглось: он прислушивался к ее удаляющимся шагам, а при ее приближении его шею стало покалывать, и ее тень снова склонилась над ним.Бесформенные мужские штаны и больших размеров куртка скрывали ее фигуру, но ее запах казался таким теплым и женственным в свежем ночном воздухе, что его пронзила дрожь. Ее запах дразнил его разум. Когда, стоя рядом с ним, она наклонилась, чтобы поставить кофейник на огонь, он видел, как ткань ее брюк натянулась вокруг одного бедра, подчеркивая его стройную, женственную форму, и ему пришлось торопливо отвести глаза.— Сейчас я его сниму.Когда она потянулась за котелком, ее голос звучал приглушенно, но, возможно, ему так показалось оттого, что у него шумело в ушах. Он поднялся на ноги и отошел от костра. Он начинал понимать, что, приняв решение взять ее с собой, совершил большую ошибку.Они ужинали, сидя напротив друг друга около костра.Напряженную тишину подчеркивали дико скачущие тени, которые отбрасывали языки пламени, и движение диких зверей, рыскающих в кустах в поисках пищи. С заходом солнца на землю опустился холод, и Энджел продрогла под большой курткой и подвинулась ближе к огню. Она не знала, отчего ей стало холодно — нес ли холод ночной воздух или леденящее душу молчание Адама.Наконец он произнес:— Хороший кофе. — Это было так неожиданно, что она даже подпрыгнула— Хочешь еще?Он поднял кофейник, и она протянула свою чашку. От зловещего воя, внезапно раздавшегося откуда-то сверху, с гор, рука Энджел дернулась, и горячий кофе выплеснулся ей на запястье. Она вскрикнула и уронила чашку на землю, Адам тут же подбежал к ней.— Ты обожглась?Она испуганно оглянулась, дуя на обожженную руку:— Что это было?— Всего лишь рысь или, может быть, кугуар. Они не подходят близко к огню. Дай я взгляну на твою руку.Он задрал рукав ее куртки и при свете костра стал осматривать покрасневшую кожу на запястье. Ожог был несильным, но доставлял ей неудобство, как тысячи ползающих муравьев, и, чтобы не поддаться детской привычке и не поднести ошпаренное место ко рту, Энджел пришлось крепко сжать губы.— Надо бы смочить ожог холодной водой, — покачал головой Адам, — а то появится волдырь.Он продолжал держать ее руку, склоняясь над ней так, . что ее обволакивала не только его тень, но и тепло его тела.И когда она взглянула на него, его лицо оказалось так близко, что почти касалось ее лица. При свете костра оно как будто мерцало, а глаза тонули в нежной дымке света и тьмы, за которой скрывались тайна и неопределенность. В первый раз за все время после Сан-Франциско она опять увидела того самого Адама, которого знала раньше. И ее первым побуждением было благодарно упасть в его объятия, чтобы тепло и сила его рук растопили лед обиды и непонимания, которые пролегли между ними.Этот миг длился целую вечность — вечность, когда сердца их забились в унисон, глаза их встретились, их дыхание слилось, и она молила его про себя: «Поцелуй меня! Ну… пожалуйста, поцелуй меня!» Она надеялась, что он это сделает. Она знала, что он тоже хочет этого.Но он просто хрипло произнес:— Будь осторожна со свое и рукой. А я хочу хоть немного поспать. — Он поднялся и пошел собирать ветки для костра.Он устроил себе постель там, где стояли лошади, оставив для Энджел место возле костра. Горькое разочарование и чувство потери терзали его. Его расстроила не она, он расстроил себя сам: тем, что подошел к ней так близко, — и тем, что не подошел еще ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97