К счастью, МакКлендона кто-то отвлек и увел в сторону.
— Вам ведь не понравился шотландец, не так ли? — спросила Мойра, протягивая ему еще один бокал вина, взятый с подноса проходившего мимо официанта.
Брендон удивленно приподнял бровь:
— Неужели это так сильно заметно?
Мойра рассмеялась. У нее были превосходные белые зубы и зовущие миндалевидные влажные глаза. Нет, МакКлендон производит подобное впечатление на каждого, и что Шевонна нашла в этом парне? Меня это просто удивляет.
Брендон выпил. «Наверное, химия». Он подал знак официанту, чтобы тот принес еще один бокал. Он слишком много пил, но разве это имело какое-то значение? Разве что-то сейчас имело какое-то значение?
В глазах Мойры сверкнули веселые искорки:
— А, ну да, химия. Эта необъяснимая тяга наших увлечений.
Брендон едва пригубил вино.
— Тяга. А как насчет огня, достаточно сильного, чтобы взорвать любую химическую лабораторию?
Мойра рассмеялась, ее губы стали влажными от вина.
— Вы так говорите, что я едва понимаю, как химия может заставить забыть правила приличия и предаваться страсти у всех на виду. Такая страсть, должно быть, так сильно потрясает все чувства, что все остальное по сравнению с ними кажется незначительным и забывается.
Эти слова, произносимые низким, чуть с хрипотцой голосом, побудили Брендона поискать глазами Шевонну.
Она увлеченно беседовала с весьма старым Джозефом Чемберленом, британским секретарем в Австралийском Союзе.
Брендон извинился перед Мойрой.
— Я хочу шепнуть на ушко Шевонне, чтобы она убедила иностранных капиталистов инвестировать Австралию и в дальнейшем.
Он словно оказывал Мойре доверие. Та улыбнулась призывно и безмятежно.
— Если Шевонна будет избрана и либералы победят, завоевав абсолютное большинство в Парламенте и Сенате, вы сможете рассчитывать на ее полную поддержку до тех пор, пока наша промышленность не станет конкурентноспособной с промышленностью Европы, Азии и Америки.
Но Брендон вовсе не желал говорить с Шевонной о подобных вещах. В его мыслях было совершенно другое, и, когда он подошел к Шевонне, она уже разговаривала с главным судьей. Брендон просто сказал:
— Я хочу вам кое о чем сообщить. — И наклонившись, прошептал:
— Пойдем со мной.
Она даже не спросила, куда. И даже не обернулась, ей было все равно, что кто-то может смотреть на нее или что-то подумать о ней. Шевонна просто повернулась к судье и сказала:
— Что-то случилось. Простите меня, ради Бога.
Не прикасаясь друг к другу, они вышли из зала. — Ты знаешь, чего я хочу?
Глаза Шевонны, обрамленные черными ресницами, стали необычайно большими:
— Да.
Брендон повел ее по освещенному газовыми лампами коридору. В здании еще не было проведено электрическое освещение. Женщины поясняли, что при электрическом свете кожа выглядит неестественной. Но Брендон находил, что Шевонна при любом освещении выглядит очаровательной.
Они поднялись по лестнице, устланной ковровой дорожкой, на следующий этаж, занятый под конторы. Торговый агент Брендона снимал одну из них. Все двенадцать дверей оказались заперты, и Брендон вышиб одну из них плечом — теперь никакая преграда не могла его остановить.
Он поддался зову страсти. Свет газовых ламп проникал в контору через дверь. Обойдя мебель и столы, Брендон направился к балкону, выходящему на улицу, и отпер дверь. Свежий ноябрьский воздух не только не охладил его пыл, но даже усилил, чем окончательно заставил Брендона потерять голову.
Он обернулся и увлек за собой Шевонну на огражденный чугунной решеткой балкон, поставив ее против себя. Он ощущал аромат Шевонны, который пронизывал все его тело, горячил кровь и туманил рассудок. Только она. Только одна она существовала для него в целом мире.
— Только ты! — Как в бреду он повторял эту фразу, покрывая поцелуями лицо Шевонны.
Его пальцы распустили ее солнечные локоны, и они свободно упали на обнаженные плечи. Его губы покрывали поцелуями ее шею и грудь, вернее, ту ее часть, которая была открыта квадратным декольте.
Шевонна наклонила голову ему на плечо. Пальцы взъерошили ему волосы.
— О Господи, Брендон, это было ужасно, я так сильно желала тебя.
Пальцами, дрожащими от нетерпения, накопившегося за долгие годы разлуки, Брендон расстегивал платье на спине: платье, а затем и корсет скользнули вниз. Он страстно прижал ее к себе, но ее руки оттолкнули его. Брендон издал возглас, похожий на стон.
— О, Шевонна, не отталкивай меня…
Затем он вдруг почувствовал, как она начала расстегивать пуговицы на его жилете. Постепенно у ног любовников возвышалась гора одежды. Они опустились на колени, и ночь скрыла во мраке их слившиеся тела. Тьма окутала их. Закутанные в плед волшебной ночи, они стали единым целым. Он наполнял ее, она принимала его в себя.
Вскоре Брендон почувствовал себя на вершине блаженства и слегка замедлил движения. Он присосался к ее обнаженным грудям, пока соски не набухли под его языком. Но горячие поцелуи Шевонны, ее страстные стоны и вздохи, ее трепещущее тело не давали ему передышки.
Когда же, наконец, сначала у него, а затем и у нее наступил оргазм, внезапные слезы радости смыли всю их прошлую боль.
Но очень быстро ночной воздух иссушил слезы и выветрил пары алкоголя. С ясной головой Брендон смотрел на Шевонну, пораженный ужасом. Неужели он соблазнил ее? Торопливо Брендон стал натягивать на нее платье, застегивая его на крючки.
— Что ты делаешь? — прошептала она. Он услышал в ее голосе нотки отчаяния и произнес:
— Мы не можем допустить, чтобы подобное случилось еще раз! Ничем хорошим эта ночь закончиться не может, Шевонна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78