..
– Арбакл, дорогой мой, – перебила его Финелла, – вы должны понимать, что сплетни только увеличат цену картины. А часть цены принадлежит моей дорогой девочке. – Сложив на груди руки, она стала похожа на прежнюю Финеллу, какой бывала, когда молочница присылала не совсем полную мерку масла. – Догадки и слухи могут сделать очень много, но подробный рассказ очевидца привлечет толпы народа, когда вы ее выставите на продажу.
– Я не пишу перед зрителями. Я не какой-то Гримальди, чтобы на меня глазело стадо гусей и обезьян.
– Зритель имеет большое значение для успешной продажи, – фыркнув при таком темпераментном выступлении, заявила Финелла, – и Лотти со мной согласна.
Они оба посмотрели на Шарлотту, Финелла кивнула ей, чтобы она подтвердила ее слова, а Арбакл явно рассердился таким навязыванием чужого мнения.
– Я думаю, – в растерянности начала Шарлотта, – то есть я хочу сказать... – Она снова перевела взгляд с Финеллы на Арбакла. – Полагаю, что лучше всего, по крайней мере на сегодняшний день, если зрители были бы немного подальше.
Арбакл насмешливо взглянул в сторону Финеллы, но леди, очевидно, этого не заметила, потому что ее нос уже был вздернут с выражением крайнего недовольства.
– Значит, теперь я должна быть носителем дурных новостей, – буркнула она, направившись вниз по лестнице к держателям билетов с известием, которое их, несомненно, разочарует.
– Пойдемте, моя девочка. – Арбакл взял Шарлотту за руку и повел в студию. – Миссис Берли продала бы «Таймс» и ваше грязное белье, если бы считала, что из этого можно извлечь прибыль.
– Она действует из добрых побуждений, – возразила Шарлотта, хотя и подозревала, что здесь Арбакл прав; она заметила, как перемигнулись Финелла и Рокхест, вспомнила, что сегодня утром Финелла специально выбрала для нее зеленое платье и настаивала, чтобы Шарлотта сделала графа своим новым любовником.
Но зачем Шарлотте новый любовник, если она не имеет ни малейшего представления, что делать с тем, который у нее есть?
– Пойдемте, пойдемте. – Арбакл тащил ее в студию подальше от шума, доносившегося снизу, где Финелла отказывалась вернуть деньги за проданные ею билеты.
Но Шарлотта позабыла обо всем, когда ее нога переступила порог святая святых художника и девушку окружил мир, которого она себе и вообразить не могла. Потоки света падали в комнату через окна и застекленную крышу, и вся студия была залита солнцем. По комнате были расставлены мольберты с картинами, терпеливо ожидавшими внимания к себе, но произведения были закрыты полотняными накидками, так что их содержание оставалось таким же загадочным, как и та жизнь, в которой очутилась Шарлотта.
Она медленно входила в студию, слегка сморщив нос от крепкого запаха красок, масла и химических компонентов, острых и резких. Эти запахи произвели поразительный эффект: Шарлотту внезапно охватило совершенно необъяснимое чувство.
«Я уже была здесь».
Оставив ее, Арбакл пересек просторную комнату и занял место перед мольбертом, возле которого стоял стул и маленький стол с ожидавшими художника кистями и банками. С величайшей осторожностью он снял с холста покрывало и какой-то миг пристально всматривался в свою работу, а затем у него на губах появилась неторопливая довольная улыбка.
– Елена! Лотти, вы моя Елена Троянская. Это мой шедевр, И я должен благодарить вас.
Минуя незавершенные работы мастера, Шарлотта подошла ближе к шедевру (его слова, не ее), удивляясь, как она могла обладать лицом той, кто столкнул между собой тысячу кораблей.
«Арбакл считает меня своей Еленой?» Шарлотта терялась в догадках, как все это могло произойти. Несмотря на шикарные наряды и модную прическу, она все еще оставалась мисс Шарлоттой Уилмонт с Куин-стрит и вряд ли заслуживала всего этого преклонения и непомерного восхваления.
Но Шарлотта не успела обойти мольберт, потому что Арбакл указал ей рукой куда-то позади нее.
– Идите, идите. Переоденьтесь, чтобы мы могли начать. Кроме того, думаю, у вас впереди еще много примерок и встреч, и где-то через час вы сможете вдоволь наговориться. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – И, помимо всего прочего, сейчас великолепное освещение.
Вспомнив упомянутое Финеллой расписание ее остального дня, Шарлотта не нашла причин возражать художнику и просто пошла к ширме, на которую он указывал, но, зайдя за нее, не нашла там ничего, кроме позолоченной короны и длинной полоски тонкой ткани, с которой она не знала что делать. Во-первых, ею нельзя было прикрыться, а во-вторых, шелк был совершенно прозрачным. «Что ж, я вполне могла бы остаться и обнаженной».
При одной этой мысли Шарлотта замерла как громом пораженная. Ей на память пришел откровенный портрет, висевший в ее спальне, – тот, где она возлежала на диване без всякой одежды.
Но как Арбакл мог так изобразить ее, если только она не была... голой?
О Господи, нет! Что же ей делать?
«Наверное, он просто забыл приготовить костюм», – тихо сказала она себе, стараясь, чтобы слова звучали убедительно. В конце концов, он рисовал ее еще с тех пор, как она была ребенком, и большинство его картин были наполнены отцовской любовью. А каковы были его чувства, когда он писал ее в этой распутной позе с таким выражением на лице?
– Где она? – услышала Шарлотта голос Финеллы.
Раздался шум, вернее, ворчание Арбакла, и Шарлотта могла поклясться, что видит, как он нетерпеливо махнул кистью в сторону ширмы.
Она непроизвольно оглядела крошечный закуток, ища место, где можно было бы спрятаться.
– Что тебя задерживает, дорогуша? О, я глупая. – Финелла снова усмехнулась низким горловым смехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99