– Дениза, когда вернешься, можешь начинать упаковывать мои вещи. Я возвращаюсь утром в Новый Орлеан.
– С мсье Дюральдом? – спросила Дениза с неодобрением в голосе.
– Одна.
– Ты оставишь его здесь, в сарае? Но ты не можешь этого сделать!
– Могу.
– Подумай, какой будет скандал, если об этом кто-нибудь узнает! Я понимаю, что ты ненавидишь его, chere, но ты поступаешь неправильно.
– Может быть, но мне все равно.
– Его люди начнут беспокоиться, начнут искать его и могут даже обратиться в полицию.
– Пусть.
– Но, chere…
Аня вздохнула и опустила голову.
– Я знаю, знаю, я вернусь через день-два, чтобы освободить его. А что касается его людей, то мне говорили, что для него не является необычным исчезать на короткое время без всякого предупреждения, так что вряд ли кто-то будет волноваться.
– Он может и сам обратиться в полицию.
– И признаться, что был в плену у женщины? Он не станет предавать это дело огласке.
Дениза медленно кивнула.
– Возможно, ты и права, но что, если он решит сам добиться справедливости? У него будет достаточно времени, чтобы обдумать все это.
При мысли об этом Аня вздрогнула. Это было вполне возможно, хотя Равель мог счесть то, что уже сделал с ней, достаточной расплатой за ее поступок.
– Я буду беспокоиться об этом, когда придет время.
Экономка не стала больше ничего говорить и пошла готовить ванну. После того как Аня отлежалась в горячей ванне и выпила бренди, а Дениза упаковала ее сундук, прикрутила лампу и забрала ее промокшее платье и забрызганные грязью нижние юбки, чтобы постирать и почистить их, Аня лежала в кровати, уставившись в темноту. Гнев, придававший ей силы вплоть до этого момента, постепенно улетучился. Сейчас она чувствовала огромную душевную усталость.
Она чувствовала себя так, будто ее предали. Ее удручало не только то, что сделал с ней Равель, но и ощущение, будто она сама обманулась. Она была слишком близка к состраданию к нему и даже искреннему восхищению им. Более того, он пробудил в ней страсть и желание такой силы, о которых она даже не подозревала. Его нежность, искреннее беспокойство о ее удовольствии, изысканная заботливость, с какой он открыл ей тайны любви, были для нее откровением. Она была близка к тому, чтобы на несколько коротких мгновений полюбить его.
Как она могла так ошибиться? Как мог человек, которого она ненавидела в течение многих лет, так легко убедить ее изменить свои чувства по отношению к нему? То, что он сумел сделать это, говорит о том, что в ее характере есть такое, о чем она сама не знает. Это заставило ее задуматься, не слишком ли она податлива к льстивым речам красивых мужчин, если непреодолимая сила ее собственных страстей может заставить ее забыть о реальности. Или это был единственный в своем роде мужчина, сумевший разбудить в ней эти эмоции, единственный, перед которым она не устояла?
Одно ее успокаивало – это мысль о том, что, несмотря на свое глупое поведение, она не оказалась настолько слабой, чтобы отпустить Равеля. Завтра дуэль не состоится независимо от того, что случится в будущем.
Однако это не было столь уж сильным утешением. Ее глаза наполнились слезами, они собирались в уголках глаз и медленно стекали по вискам. Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала.
Когда Ана вошла в салон их городского дома в Новом Орлеане, мадам Роза сразу захотела узнать о причине, побудившей Аню среди ночи покинуть город. Как обычно, на ее полном холеном лице было выражение терпимости и снисходительности. Она была одета в утреннее платье из черного шелка, а на голове у нее был белый кружевной чепец, подвязанный черными и светло-сиреневыми лентами и украшенный розетками из шелковых фиалок. Мадам Роза была занята своим обычным чаем, который она пила в первой половине дня. На столе был целый ряд вкусных мелочей, которые подавались, чтобы унять голод до полудня: кокосовые конфеты, сливочный шоколад, драже, английское печенье с сильным ванильным запахом, нарезанный мелкими ломтиками сыр «грюйер», колбаски, начиненные трюфелями, маленькие круглые булочки и немного чернослива.
Аня сняла лайковые перчатки и шляпку и передала их горничной. Подойдя к мачехе, наклонилась и поцеловала ее щеку.
– Если вы нальете мне чашку чая, пока я пройду к себе в комнату, чтобы помыть руки, я расскажу вам обо всем, когда приду.
– Конечно, chere, и я дам тебе что-нибудь еще, кроме чая. Ты всегда была худой, но сегодня утром выглядишь просто истощенной.
Мадам Роза, несмотря на свою леность, вовсе не была ненаблюдательной. Аня помнила об этом и помнила, что должна быть готова ко всему. Вслух она только поблагодарила мадам Розу и прошла из салона в свою комнату.
К моменту своего возвращения она постаралась пощипать щеки так, чтобы на них появился румянец, и заготовить приемлемую историю о болезни рабов на плантации, которую Дениза сначала приняла за дизентерию из-за плохой воды, но которая, как выяснилось впоследствии, оказалась просто заразным желудочным недомоганием. Чтобы предупредить возможные вопросы, она сама начала расспрашивать мачеху, чем они с Селестиной занимались в эти два дня.
В этот момент в комнату вбежала Селестина. Услышав вопрос, она принялась отвечать, прежде чем мадам Роза успела что-то сказать.
– Сегодня утром мы испытали самое большое разочарование, какое ты только можешь себе представить. Мы обыскали весь город в поисках алой нижней юбки, такой, какая была на королеве Виктории в Балморале, но не смогли найти даже ничего похожего. Все, что нам досталось, – это глупые шутки о красных флагах, которыми размахивают перед быками, и о неприятностях, которые, без сомнения, можно навлечь на себя, надевая такую одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134