Доктор Мерсье будет очень опечален, когда узнает, что у Жиля случился сильнейший приступ. В его отсутствие.
— Ты дурак, — с трудом выговорил Жиль. — Мерсье знает, что кто-то несколько месяцев, даже несколько лет подряд кормил меня мышьяком. Я даже сегодня разговаривал с ним об этом.
Брэнтли улыбнулся.
— И тогда я вынужден буду открыть, что это дело рук Кэтрин. Не правда ли? Это будет не трудно, поскольку все уже знают, что она крутит романтические делишки у вас под носом. И никто, естественно, не будет удивлен тому, что она хотела избавиться от своего старого мужа.
— Это по моему велению и выбору, — тяжело дышал Жиль.
— Я это прекрасно знаю, но кто еще этому поверит? Особенно, если объяснять будет некому.
— За удобным для вас самоубийством следуют два убийства. Неужели вы думаете выйти сухим из всего этого?
— Думаю. Вы же знаете, люди недооценивают меня. Они думают, что я трудолюбивый идиот, что меня легко провести. Даже моя жена. Она думает, я не замечаю ее легкие забавы. Она не знает, что я позволяю ей делать, что хочется, потому что у меня самого более экзотичные вкусы.
— Дельфия, — прошептала Кэтрин.
— Конечно. Очень полезное орудие в моих руках. Однажды поверила, что я люблю ее. Я уже не говорю о том, что она намного интереснее дорогой Мюзетты, в ее натуральном виде на простынях.
— Она принесла вам записку, в которой говорилось, где Шарлотта?
— Бедняжка вечно бродила под луной. Она видела меня с Теренсом в ту ночь, но подумала, что это дуэль чести из-за Мюзетты, то, о чем необходимо молчать. Потом, позже изменила свое мнение и решила рассказать обо всем де Блану. Этого я вытерпеть не мог.
Кэтрин подумала, что его слабость — это его эгоизм, его уверенность в том, что все ему должны подчиняться. Так долго еще могло продолжаться, до какого-нибудь случая. Вот он и наступил.
Она кротко произнесла:
— Смешно, но я старалась защитить Мюзетту, все скрыть. А этого и не требовалось, правда? Вы совсем и не ревновали, и не обращали внимания на их отношения, пока они не переросли в серьезные. Все изменилось, когда вы предположили, что Мюзетта может убежать с Теренсом.
— Я бы не батрачил годами в Аркадии, если бы знал, что в один прекрасный день меня выкинут с моего законного места, как хозяина. Только потому, что она не может держать свои ноги вместе.
Когда он говорил, в глазах стояла холодная злоба, а в углах рта собралась слюна.
Рован немного подвинулся, стараясь встать между Кэтрин и Брэнтли.
— Да, и с Кэтрин тоже была проблема, так? Если бы она забеременела от меня, как хотел Жиль, то ребенок, который был бы провозглашен наследником, опять бы стал вам помехой. Вы не смогли бы через Мюзетту завладеть Аркадией.
— Жиль не остановился ни перед чем, чтобы разрушить ваше стеснение, которое никак не могло приблизить вас друг к другу. Дельфия говорила, что она предполагает, что все наконец удалось.
— Слава богу! — воскликнул Жиль. — Это хоть что-то.
— Ну-ну, кукарекай от радости, черт с тобой, — сказал Брентли, — какое теперь это имеет значение, если они оба умрут.
Жиль издал какой-то хриплый звук, похожий на смех.
— Нет, но я почти выиграл. Я давно знал, что ты хочешь завладеть всем этим. Отчего же так важно было заиметь от Кэтрин наследника, все равно, кто его отец.
— Ты мог бы выбрать отцом меня, — горько сказал Брэнтли.
— Никогда! — воскликнула Кэтрин.
— Никогда! — повторил Жиль, задыхаясь от кашля. — Я слишком хорошо помню, кто сказал мне после дуэли, что я убил того человека, кто заставил меня бежать из Англии, не успев попрощаться с женщиной, которую я любил со всей страстью, бывшей во мне. С женщиной, жениха которой я убил. Женщина, на которой ты хладнокровно решил жениться.
Брэнтли ответил с леденящей улыбкой:
— Но ведь ты все организовал.
Жиль приподнялся на кровати. Его так трясло, что даже матрац вместе с ним пришел в движение.
— Это был шантаж. Что еще я мог сделать? Люди не понимают любви к сестре, пусть даже наполовину сестре. Но я никогда не простил тебе это, никогда. За то, что ты приехал за ней сюда. Никогда.
Кэтрин громко вздохнула. Этим воздухом невозможно было дышать — от запаха горящего масла в лампе, от спертого, тяжелого запаха, какой обычно бывает в комнате больного, от всей этой неблагодарности, от давних сожалений и скорби. От дикого, непереносимого напряжения у нее закружилась голова, и все пришло в движение: покрывало на кровати зашевелилось и превратилось из красного в черное, собаки на картине над кроватью нацелились на невидимую добычу. Только Рован рядом был неподвижен.
Брэнтли не обращал на них никакого внимания — он весь сконцентрировался на Жиле.
— Ты взял, назло мне, себе невесту. Сам виноват в том, что все это случилось.
— Ты бы предпочел, чтобы я умер, так сказать, от желудка, — задыхаясь и кашляя, произнес Жиль. — Но Като спас меня. Он догадался о яде спустя год после того, как ты стал меня им пичкать! Слишком, правда, поздно, чтобы спасти мой желудок. Проверили Кэтрин, но это была не она. То же самое и с Мюзеттой. Льюис, несмотря на всю его желчь, труслив. Оставался только ты. Еще была возможность вставить палки в твои колеса.
— И это должно было произойти, — сказал Рован, не отрывая взгляда от револьвера в руке Брэнтли, — с Теренсом, а потом и со мной во время турнира.
— Вы были идеальны, — с отвращением сказал Брэнтли. — Сильные, мужественные, в отличной форме, красивы, хорошо вписывались в образ Жиля о жеребце для кобылы. Вы достаточно от всех отличались, чтобы привлечь внимание Кэтрин. С самого начала для меня было ясно, что один из вас, а может быть, и оба должны быть убраны с дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84