Лишь бы только не сейчас.
— Я… я бы хотела поговорить с ребятами, — с трудом произнесла она.
Лорд Уильям уставился на нее из-под низких седых бровей, словно видел впервые. Он похлопал девочек, а когда они соскользнули с его колен, поднялся и встряхнул накидку с богатой вышивкой. Потом прокашлялся.
— Если я не сумел высказать это раньше, то позволь сказать сейчас, что ты достойна всяческих похвал. Эти дети, все без исключения, сильные и здоровые. И умные. Ты была им хорошей матерью, и я благодарю тебя за это. От всего сердца благодарю.
Горячая похвала так поразила ее, что Уинн смахнула со щеки невольную слезу.
— Я сдержу обещание, — добавил он. — Насчет обучения близнецов и их будущих невест. Они только что напомнили мне, что должны жениться по собственному выбору — по любви, как сказал Рис. Обещаю, что не забуду. А ты, конечно, будешь знать о всех новостях в их жизни.
Он улыбнулся и неловко ступил на больную ногу, Артур проворно подал ему палку, и лорд Уильям ласково потрепал мальчика по голове.
— Все вы будете желанными гостями в замке Керкстон или в любом другом моем доме или поместье. Если вам когда-нибудь понадобится помощь, я надеюсь, вы обратитесь ко мне как к своему союзнику. Другу.
Уинн смотрела сквозь слезы, как он уходит, тяжело ступая. Она правильно поступила, что решила оставить Риса и Мэдока с их отцом. Теперь она твердо в этом убеждена. Так отчего же было так больно?
Она опустилась на колени, широко раскинув руки, и пятеро малышей тут же кинулись к ней в объятия.
— Почему ты не можешь остаться? — плакал Рис; перед лицом неминуемого расставания от всей его бравады не осталось и следа.
— Не уезжай, Уинн, не уезжай, — всхлипывал Мэдок, уткнувшись ей в шею.
Рис и Мэдок так редко плачут, подумала Уинн, охваченная горем. Они никогда не плакали, да и она тоже не привыкла проливать слезы. Но сейчас, припав к малышам, она плакала так, будто сердце ее разбито навеки и никогда уже не залечится. Она обнимала их, а они ее — маленькое хрупкое семейство, образовавшееся несмотря на все невзгоды, а потом разбитое, когда уже, казалось, они миновали самое худшее, что может преподнести им жизнь.
Но ничего не могло быть хуже этого. Ничего.
— Полно, мальчики. Послушайте меня, дорогие, — удалось ей выдавить из себя. — Я знаю, сегодня мы расстаемся. Но не навсегда. Мы будем навещать друг друга. Вы приедете в Раднорский замок, а я… — она замолчала, боясь дать обещание вернуться. Что если Клив тоже здесь окажется?
— Ты ведь приедешь к нам…
— …правда, Уинн? — заныли близнецы.
Она кивнула.
— Да. Да, конечно приеду. Как же мне не приехать, когда и вас так люблю? Ладно. — Она глубоко вздохнула и вымученно улыбнулась. — Давайте вытрем насухо слезы, хорошо? Вот, можно подкладкой моего плаща.
Когда все вытерлись и успокоились, Уинн оглядела своих питомцев. Какие все разные: светлые и темные, худенькие и крепыши.
— А теперь нам пора ехать. Но наши сердца останутся с вами. Мы все еще одна семья… и я очень вас люблю.
Она крепко обняла Риса и Мэдока, так что чуть не задушила братьев.
— Я очень вас люблю, — прошептала она, уткнувшись в темные кудри и вдыхая знакомый детский запах. Пройдет много времени, прежде чем она снова сможет обнять их. — Всегда помните, что я очень люблю вас.
Они молча ушли из сада во двор замка. Лошади были готовы. Люди лорда Уильяма, которым было велено сопровождать их в пути, неспешно прощались с семьями и друзьями. Среди них находился Баррис, но Уинн сразу заметила, что Дрюса там не было. Эделин тоже.
Но Клив был.
Стоило Артуру увидеть Клива, как он тут же бросился к нему. Уинн предпочла бы смотреть куда угодно, лишь бы не видеть их бурного прощания, но никак не могла отвести глаз. Предвидя долгую разлуку, она напоследок не могла насмотреться на Клива, подмечая все его хорошие стороны — силу, жизненную стойкость, нежность. Из него получился бы чудесный отец, еще раз посетила ее непрошеная мысль. Чудесный отец и хороший муж — но только в том случае, конечно, если он не возьмет себе любовницу, как собирался поступить с ней.
Эта мысль отрезвила ее, и Уинн в конце концов смогла посмотреть в сторону. Она слышала, как он прощался с девочками и Баррисом, но сосредоточилась на своей лошади, удобно устраиваясь в седле. Затем Баррис усадил детей в фургон, который предоставил им лорд Уильям, и можно было отправляться в путь.
Но сигнала все не было, и Уинн с упавшим сердцем догадалась почему. Опередив лорда Уильяма, его многочисленных дочек, зятьев и всех прочих, Клив пересек двор и остановился слева от нее.
— Счастливого пути, Уинн.
Ей не хотелось встречаться с ним взглядом, как того требовала вежливость. И все же она повернулась к нему, но вовсе не из вежливости. Ее терзала ненасытная потребность в последний раз взглянуть ему в глаза. Несмотря на все то, что легло между ними — его стремление получить земли и титул; ее стремление быть нужной ему единственно ради нее самой и ничего больше, — в эту минуту она видела только человека, которого любит.
Уинн открыла рот и, обдумывая каждое слово, с трудом произнесла:
— Прощай, — прошептала она, в последний раз разглядывая каждую его черточку. — Я… я желаю тебе всего хорошего, Клив Фицуэрин. Тебе и… и Эделин.
Потом она резко дернула поводья и, ничего не видя из-за слез, доверилась лошади, зная, что она сама проберется по запруженному двору. Она услышала, как трогается фургон и нетерпеливо переминаются остальные лошади, рвущиеся в путь. Но это было всего лишь фоном. В ушах ее звучал только низкий голос Клива. Вчера он сказал, что любит ее. Но сегодня он только попрощался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106