– Неужели я сделал тебе что-то плохое? За что ты меня ненавидишь?
– Нет, – ответила девушка, и янычар почувствовал, что ее голос потеплел, – я не испытываю к тебе ненависти. Ты спас мне жизнь и вернул сына. И все-таки для меня ты – чужой, у нас нет и не может быть ничего общего.
– Кое-что общее у нас все-таки есть. Мы с тобой люди одной веры, и оба принадлежим Аллаху.
Черкешенка молчала.
– Если ты согласна с тем, что я сказал, пожалуйста, прими мой подарок.
Немного помедлив, девушка протянула руку, и Мансур надел перстень ей на палец. Он не отпустил ее ладонь, а стал покрывать поцелуями, и Мадина не отняла руку. Внезапно она ощутила, как в ней поднимается неведомо откуда взявшееся странное возбуждение, и испугалась. До сего момента ее жизнь была временами жестокой и страшной, но понятной, и такими же понятными казались чувства. Ненависть – это ненависть, любовь – это любовь. Она любит Айтека, и ей нужно вернуться к нему. Янычар – враг, и она должна его ненавидеть.
Но сейчас, глядя на то, как этот сильный, прежде казавшийся ей безжалостным человек смиренно стоит на коленях, нежно и страстно целует ее пальцы, не смея поднять глаз, Мадина поймала себя на желании погладить его по голове. Янычар не боялся показаться униженным, склонившись перед женщиной, и не страшился признаться в своей любви. Это свойственно далеко не каждому мужчине!
Девушка вздрогнула и постаралась стряхнуть с себя наваждение.
– Мне нужно вернуться домой, – твердо произнесла она. – Если ты мне поможешь, я всю свою жизнь буду вспоминать тебя добрым словом. Зачем я тебе нужна? Ты же видишь, у меня ребенок, и я должна вернуться к мужчине, которому принадлежу душой и телом. Я никогда не смогу полюбить другого.
Мансур резко отпустил ее руки и встал. Незачем мучить ее и себя. Нужно смириться и отпустить черкешенку с миром, на родину, к жениху. Приняв такое решение, он на мгновение ощутил нечто странное – будто что-то внутри обмякло, и он превратился Существо без плоти и костей, с холодной пустотой в душе и в сердце.
– Тебе опасно идти одной. Можешь снова попасть в плен. А проводить тебя я не смогу, – отрывисто произнес он.
– Я не знаю, куда идти, – сказала Мадина.
– Будет проще пристать к какому-нибудь каравану, – заметил Мансур. – Я постараюсь узнать, когда и какие караваны отправляются в путь в твои края. Дам тебе денег… А пока нам лучше уйти отсюда. Я снял небольшой домик, тебе придется немного пожить в нем.
– Мы можем пойти туда прямо сейчас? – Спросила девушка.
– Да. Я провожу тебя. Потом мне надо уйти. Но я приду снова. Дождись меня и, пожалуйста, не выходи из дома!
– Ты так боишься за меня? – Спросила Мадина.
– Если с тобой что-то случится, я никогда себе этого не прощу. – Мансур поблагодарил сапожника и щедро расплатился с ним.
Тот на радостях подарил Мадине новые туфли без задников из вышитой кожи с изящно загнутыми носами. Девушка взяла ребенка и молча пошла рядом с Мансуром. Глядя на ее легкую походку, густые волосы, красивое лицо, по которому скользили пятна солнечного света, янычар почувствовал, как в сердце вливается новая струя боли. Чтобы забыться, он стал смотреть туда, где покрытые теплой пылью узкие улочки спускались к лазурному морю, где в вышине небес медленно и безмятежно плыли редкие облака, где над берегом колыхалось зыбкое марево полуденного зноя.
Подавленный своими переживаниями, Мансур утратил привычную бдительность и не сразу заметил, что их преследуют трое. Это были воины его корпуса, но из другой казармы. Не было никаких сомнений в том, что они идут именно за ним. Мансур остановился, заслонил собой Мадину, вынул саблю и стал ждать приближавшихся к нему янычар.
– Что вам нужно? – спросил он, когда они подошли.
– Отдай девушку.
Лицо Мансура было неподвижным и спокойным.
– Попробуйте взять, если не жалко жизни.
– Это приказ аги, – сказал один из них, а второй добавил:
– Не надо сражаться со своими.
– Это вы хотите сражаться со мной, – заметил Мансур. – Не важно, что вас послал командир. Я подчиняюсь только воинским приказам. Другие стороны моей жизни никого не касаются.
– Ты ошибаешься.
– Посмотрим.
Схватка была короткой. Мансур выглядел сосредоточенным и целеустремленным. От растерянности и беспомощности не осталось и следа. Теперь это был сильный, мужественный и хладнокровный воин. Мадина даже не попыталась убежать. Она прижалась к стене дома и взволнованно следила за поединком. Один из янычар был серьезно ранен, двое других отступили. Они удалились, громко крича Мансуру, что он предатель и нарушитель священных законов.
– Они говорят правду? – Спросила Мадина, когда они остались одни.
– Да, – тяжело дыша, ответил янычар. – Я ослушался приказа аги, но это не главное. Верность товарищам стоит выше преданности командиру и даже султану. Я давал клятву на Коране.
– Что теперь будет?
– Не знаю. Возможно, меня изгонят с позором. Или казнят.
– Не возвращайся туда, – сказала Мадина.
– А куда мне возвращаться? – Они молча пошли дальше.
Со дна души Мансура поднялась тревожная волна, его обдавало то жаром, то холодом, руки дрожали, а губы не хотели разжиматься. В самом деле – он перешел все границы дозволенного, он преступил невозможное. Что теперь делать, как жить?!
Домик был маленький, но уютный, с навесной кровлей и защищенными ставнями окнами. Он был окружен небольшим садом; в крошечном дворике стояла цистерна с водой. Внутри было тихо и пусто. Мебели мало; на полу лежал один-единственный потертый ковер.
Мадина положила спящего сына на обитый пестрой тканью диван, села рядом и сложила руки на коленях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70