ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
После трех лет совместной жизни Элиана могла признать, что их брак оказался на редкость удачным.
Она с удовольствием вспоминала прошлое. Первые недели после возвращения с Корсики были заполнены счастливой суетой: поиском нового жилья и последующим переездом. Семья Флери поселилась на левом берегу Сены в небольшом выбеленном доме с балконом из витого железа, расположенном невдалеке от красивого каменного моста, – в одном из заросших цветами и кустарниками очаровательных уголков, окаймлявших набережную пестрой гирляндой. Квартирка состояла из пяти комнат и выглядела очень уютной. Вспоминая подчеркнутую роскошь и надуманное великолепие своего салона с его позолотой, бронзой и массивным серебром, Элиана постаралась обставить новое жилье как можно проще – легкой, изящной мебелью, без всякой атрибутики, указывающей на время, в котором они живут.
Та весна казалась очень счастливой, и единственным, что всерьез омрачило настроение Элианы, стало стремление Бернара участвовать в новой военной кампании – втором итальянском походе, намечавшемся на май 1800 года. Он же пытался убедить жену в том, что его решение вызвано необходимостью.
– Пойми, любимая, – говорил он Элиане, – мне уже тридцать три года, и я не знаю иного способа обеспечить семью, кроме как пойти на военную службу. Мне нравится нынешняя армия – армия, где люди получают звания за заслуги, а не благодаря происхождению и связям, где каждый человек может показать, на что он способен, и получить за это награду. Поверь, если я сейчас уйду в отставку, то потеряю шанс чего-то добиться в жизни.
Действительно, в те времена престиж военной службы необыкновенно возрос. Молодые люди, вдохновленные примером Бонапарта и его сподвижников, в непостижимо короткий срок прошедших путь от лейтенантов до генералов, охотно записывались в армию. Служба открывала доступ к вершинам для любого человека – от крестьянина до обедневшего аристократа. И Бернар всерьез подумывал о том, чтобы отдать Ролана в военную школу.
– Но война – это зло, потому что она сеет смерть, – горячо возражала Элиана. – Человек не имеет права уничтожать то, что создано Богом.
Она очень обостренно воспринимала происходящее; возможно, в этом было повинно ее тогдашнее состояние, вызванное вполне естественными последствиями их бурного медового месяца. В ту весну Элиана ждала третьего ребенка, который должен был родиться осенью 1801 года. Бернар уверял, что к тому времени или даже гораздо раньше вернется домой.
– Если же что-то случится, – сказал он, – ты будешь получать от государства пожизненную пенсию на себя и на детей.
– Но ты нужен мне живой, только живой! Очень нужен! – воскликнула Элиана. – Я не хочу, чтобы моя судьба была возложена на пресловутый алтарь отечества! Я желаю жить только ради любви!
Бернар ласково улыбнулся в ответ.
– Благослови тебя Бог за эти слова, дорогая!
И в самом деле, он вернулся летом, после выдающейся победы французских войск над австрийскими при Маренго.
Элиана вспоминала грохот пушек, салютом возвестивших о триумфе, военную музыку, иллюминацию и ликующие толпы народа в Тюильри. Это был всеобщий праздник.
Французов в Италии встречали как освободителей от австрийского господства, и слава Бонапарта шагнула далеко за пределы страны.
Потом был объявлен мир, а когда зазвучали колокола Нотр-Дама, молчавшие более десяти лет, все сочли это счастливым предзнаменованием. То был глас воскресшего прошлого, вещавший о будущих переменах, и люди, слыша его, улыбались. Некоторые плакали.
Вскоре в жизни Элианы произошло радостное событие: она родила сына, названного Андре – в честь отца Бернара. А через пару месяцев, проходя по бульвару Сен-Жермен, молодая женщина услышала, как кто-то окликает ее, и, оглянувшись, узнала Дезире. Обе вскрикнули, обнялись, а после не могли наговориться обо всем, что произошло в жизни каждой из них за эти годы. У Дезире и Эмиля к тому времени тоже было трое детей, все мальчики. Эмиль по-прежнему работал в оружейной мастерской, и жили они теперь в собственном маленьком доме.
– Я мало что понимаю в политике, – сказал он Элиане при встрече, – и честно признаться, мне все равно, кто у власти, я особенно не вникаю. Просто если я вижу, что хлеб дешевеет, строятся дороги, открываются новые школы, улицы становятся безопасными, то прихожу к выводу, что это хорошее правительство. Единственное, что меня беспокоит, – оружие. Сейчас его делается во много раз больше, чем в предыдущие годы.
– А у нас, как на грех, одни сыновья! – сокрушалась Дезире. – Остается надеяться, что к тому времени, как мои мальчишки подрастут, все войны закончатся.
И тем не менее, несмотря на все тревоги, жизнь продолжала улучшаться – медленно, но верно Франция вставала с колен, поднималась из пепла и разрухи. Земля была полностью передана в собственность крестьян, одновременно правительство предоставило им большие льготы, и сельское хозяйство начало возрождаться. Властям удалось привлечь внимание крупных финансистов к проблемам промышленности – кредиты пошли на закупку нового оборудования, на развитие ведущих производств – мануфактурного, горнодобывающего, металлургического. Мудрая налоговая политика (налоги с доходов были сокращены, тогда как косвенные, напротив, увеличились) сочеталась с жестким контролем за каждым франком.
И результаты не замедлили сказаться: вскоре восхищенные взоры европейцев обратились к Парижу, вновь ставшему центром моды и прогресса. Французы более не испытывали стыда за свою нацию, они испытывали гордость.
Это было тем более удивительно, что создавал новые потрясающие проекты и руководил ими человек, не имеющий экономического образования и какого-либо опыта в подобных делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Она с удовольствием вспоминала прошлое. Первые недели после возвращения с Корсики были заполнены счастливой суетой: поиском нового жилья и последующим переездом. Семья Флери поселилась на левом берегу Сены в небольшом выбеленном доме с балконом из витого железа, расположенном невдалеке от красивого каменного моста, – в одном из заросших цветами и кустарниками очаровательных уголков, окаймлявших набережную пестрой гирляндой. Квартирка состояла из пяти комнат и выглядела очень уютной. Вспоминая подчеркнутую роскошь и надуманное великолепие своего салона с его позолотой, бронзой и массивным серебром, Элиана постаралась обставить новое жилье как можно проще – легкой, изящной мебелью, без всякой атрибутики, указывающей на время, в котором они живут.
Та весна казалась очень счастливой, и единственным, что всерьез омрачило настроение Элианы, стало стремление Бернара участвовать в новой военной кампании – втором итальянском походе, намечавшемся на май 1800 года. Он же пытался убедить жену в том, что его решение вызвано необходимостью.
– Пойми, любимая, – говорил он Элиане, – мне уже тридцать три года, и я не знаю иного способа обеспечить семью, кроме как пойти на военную службу. Мне нравится нынешняя армия – армия, где люди получают звания за заслуги, а не благодаря происхождению и связям, где каждый человек может показать, на что он способен, и получить за это награду. Поверь, если я сейчас уйду в отставку, то потеряю шанс чего-то добиться в жизни.
Действительно, в те времена престиж военной службы необыкновенно возрос. Молодые люди, вдохновленные примером Бонапарта и его сподвижников, в непостижимо короткий срок прошедших путь от лейтенантов до генералов, охотно записывались в армию. Служба открывала доступ к вершинам для любого человека – от крестьянина до обедневшего аристократа. И Бернар всерьез подумывал о том, чтобы отдать Ролана в военную школу.
– Но война – это зло, потому что она сеет смерть, – горячо возражала Элиана. – Человек не имеет права уничтожать то, что создано Богом.
Она очень обостренно воспринимала происходящее; возможно, в этом было повинно ее тогдашнее состояние, вызванное вполне естественными последствиями их бурного медового месяца. В ту весну Элиана ждала третьего ребенка, который должен был родиться осенью 1801 года. Бернар уверял, что к тому времени или даже гораздо раньше вернется домой.
– Если же что-то случится, – сказал он, – ты будешь получать от государства пожизненную пенсию на себя и на детей.
– Но ты нужен мне живой, только живой! Очень нужен! – воскликнула Элиана. – Я не хочу, чтобы моя судьба была возложена на пресловутый алтарь отечества! Я желаю жить только ради любви!
Бернар ласково улыбнулся в ответ.
– Благослови тебя Бог за эти слова, дорогая!
И в самом деле, он вернулся летом, после выдающейся победы французских войск над австрийскими при Маренго.
Элиана вспоминала грохот пушек, салютом возвестивших о триумфе, военную музыку, иллюминацию и ликующие толпы народа в Тюильри. Это был всеобщий праздник.
Французов в Италии встречали как освободителей от австрийского господства, и слава Бонапарта шагнула далеко за пределы страны.
Потом был объявлен мир, а когда зазвучали колокола Нотр-Дама, молчавшие более десяти лет, все сочли это счастливым предзнаменованием. То был глас воскресшего прошлого, вещавший о будущих переменах, и люди, слыша его, улыбались. Некоторые плакали.
Вскоре в жизни Элианы произошло радостное событие: она родила сына, названного Андре – в честь отца Бернара. А через пару месяцев, проходя по бульвару Сен-Жермен, молодая женщина услышала, как кто-то окликает ее, и, оглянувшись, узнала Дезире. Обе вскрикнули, обнялись, а после не могли наговориться обо всем, что произошло в жизни каждой из них за эти годы. У Дезире и Эмиля к тому времени тоже было трое детей, все мальчики. Эмиль по-прежнему работал в оружейной мастерской, и жили они теперь в собственном маленьком доме.
– Я мало что понимаю в политике, – сказал он Элиане при встрече, – и честно признаться, мне все равно, кто у власти, я особенно не вникаю. Просто если я вижу, что хлеб дешевеет, строятся дороги, открываются новые школы, улицы становятся безопасными, то прихожу к выводу, что это хорошее правительство. Единственное, что меня беспокоит, – оружие. Сейчас его делается во много раз больше, чем в предыдущие годы.
– А у нас, как на грех, одни сыновья! – сокрушалась Дезире. – Остается надеяться, что к тому времени, как мои мальчишки подрастут, все войны закончатся.
И тем не менее, несмотря на все тревоги, жизнь продолжала улучшаться – медленно, но верно Франция вставала с колен, поднималась из пепла и разрухи. Земля была полностью передана в собственность крестьян, одновременно правительство предоставило им большие льготы, и сельское хозяйство начало возрождаться. Властям удалось привлечь внимание крупных финансистов к проблемам промышленности – кредиты пошли на закупку нового оборудования, на развитие ведущих производств – мануфактурного, горнодобывающего, металлургического. Мудрая налоговая политика (налоги с доходов были сокращены, тогда как косвенные, напротив, увеличились) сочеталась с жестким контролем за каждым франком.
И результаты не замедлили сказаться: вскоре восхищенные взоры европейцев обратились к Парижу, вновь ставшему центром моды и прогресса. Французы более не испытывали стыда за свою нацию, они испытывали гордость.
Это было тем более удивительно, что создавал новые потрясающие проекты и руководил ими человек, не имеющий экономического образования и какого-либо опыта в подобных делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155