Мне часто говорили, что индейцы употребляют в пищу мясо своих собак…
– Это говядина, Келли, – посуровев, сказал Калеб, – а собак они едят только тогда, когда больше есть нечего.
Келли, так до конца и не верившая в то, что индейцы питаются собачьим мясом, в ужасе уставилась на Калеба.
– Если сильно проголодаешься, съешь что угодно. – Голос Калеба стал резким. – Он помолчал, потом глухо добавил: – Извини, я не хотел быть грубым.
Ему вспомнились жуткие суровые зимы, когда у индейцев почти не было пищи, а из каждого вигвама раздавался жалобный крик детей, и крик этот не давал заснуть по ночам. Припомнилось и то, как его родной дед напрочь отказался от еды, чтобы семье его дочки не пришлось погибнуть от голода.
Калеб с трудом отогнал безрадостные воспоминания и вернулся в сегодняшний день.
– Знаешь, а тебе идет это платье, ты в нем такая красивая.
– Правда?
– Да.
Сверху платье было облегающим, что выгодно подчеркивало грудь девушки, и свободно падало вниз, лишь слегка обрисовывая линию талии и мягко обтекая стройные бедра. Проймы на рукавах и кайму подола украшала легкая бахрома, колыхающаяся при малейшем движении.
Под восхищенным взглядом метиса Келли покраснела. Как же приятно услышать, что он находит ее привлекательной!
– Ты тоже очень миленький, – вырвалось у нее, и она тут же вспыхнула до корней волос. Надо же ляпнуть такое!
– Миленький? – хохотнул Калеб. – Уж кем меня только не называли, но «миленьким» никогда.
– А где… где ковбои, которые приехали с нами?
– Я с ними расплатился и отослал домой. Им не терпелось убраться восвояси, да и индейцам не нравилось их присутствие.
Келли кивнула, уселась на землю и приступила к еде. Мясо было на удивление мягким и сочным, подлива приправлена шалфеем и диким луком. Жаль только, что нет хлеба и молока, подумала Келли, но сразу устыдилась своей неблагодарности. У индейцев и так небогато с продовольствием, а тут такое щедрое угощение. На миг стало неловко, что она отрывает у них эту миску с мясом, даже если мясо это – подарок ее жениха.
Чтобы снять напряжение, она указала ложкой на работавших неподалеку женщин.
– Им приходится так трудно. Никак не могу взять в толк, почему бы им не отказаться от старых привычек и не начать жить, как все цивилизованные люди.
– В добрые старые времена жизнь здесь была прекрасна, Келли. Тогда индейцы не просили, чтобы белые обеспечили их мясом. Летом мужчины охотились, а женщины собирали съедобные коренья, ягоды и растили детей. Осенью устраивалась последняя большая охота, после которой женщины сушили мясо на зиму, и его, поверь, хватало на всех с лихвой.
Мне нравились здешние зимы. Мы разбивали стойбища у подножия Черных Холмов, надежно укрывавших нас от ветров. Там было достаточно деревьев для дров и воды для питья. Долгими зимними вечерами старики рассказывали древние предания о нашем великом народе, о его обычаях, об Унхтехи – Великом Чудовище Реки и Иктоме – Человеке-Пауке. Больше всего я любил слушать о Вакане Танка, Птицах Грома и существах, охраняющих священную гору.
– Что это за существа? – заинтересовалась Келли, хотя никогда не верила в колдовство, духов и неведомых волшебных птиц.
– Медведь, олень, бобер и бабочка.
– Что? Бабочка?
– Да, но совсем необычная бабочка.
На лице Келли появилось скептическое выражение. Однако причудливые, непривычные для уха имена индейских духов действовали на нее завораживающе.
– Скажи, ты собираешься пригонять сюда скот ежегодно?
Калеб кивнул.
– Да. А что?
– Просто подумала, что в следующий раз мы могли бы привезти хотя бы небольшое количество одеял и простыней, – сказала Келли, глядя, как в пыли и грязи возятся два совершенно голых мальчугана. – А может, удастся собрать кое-что еще. Сахар, муку, ситец… Стоить это будет недорого, но зато мы будем уверены, что они все это получат в целости и сохранности и никакой бессовестный посредник их не обворует.
Она перевела взгляд на Калеба и встретилась с его напряженными, внимательными глазами.
– Что такое? Тебе не по душе моя идея?
– Напротив, Келли, твоя идея великолепна, – мягко ответил Калеб.
От искреннего восхищения, отразившегося на его лице, от ласкового звука голоса по ее телу вновь прошла теплая волна.
Еще две с половиной недели пролетели как радостный праздник. Мужчины стряхнули с себя вековое спокойствие и невозмутимость, их жены отложили в сторону повседневные дела, забыли о заботах, и для всех без исключения настало время беззаботных развлечений и веселых состязаний: кто быстрее пробежит установленную дистанцию, кто проворней управится с копьем и луком…
Однажды ранним утром состоялась гонка на лошадях, самая длительная и изнурительная из тех, что приходилось видеть Келли. Местность была пересеченная, пролегала через неглубокую речушку, густо поросшую деревьями по берегам, а потом круто поднимавшуюся в гору. Всадникам нужно было преодолеть препятствия – огромные бревна, валуны и речные завалы; соревнующимся предстояло справиться с нелегкой задачей.
Келли, естественно, «болела» за Калеба и кричала так же пронзительно, как и окружавшие ее индианки, то есть ничем от них не отличалась. Калеб полностью слился с конем, низко пригнувшись к лоснящейся шее великолепного животного, словно был его частью, его органичным продолжением.
Горящими глазами следила Келли за тем, как мощная лошадь метиса галопировала к линии финиша. Теперь девушка отлично поняла, каким образом Калеб раньше догонял тех, кого ему надо было догнать. Гнедая кобыла мчалась как ветер, легко обставляя лошадей соплеменников хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110