В монастыре его давали по большим праздникам, и то не самого лучшего качества.
Робин пристально смотрел на нее.
– У меня во всех моих домах есть человек, который может приготовить кофе даже еще лучше этого, – произнес он.
– Во всех ваших домах?
Он моргнул. Означало ли это, что он лгал? Или то, что он сказал, случайно приоткрыло правду?
Но потом он объяснил, на вид довольно непринужденно:
– Мой дом в Хантингдоншире и еще один в Лондоне. Я признался, что бываю при дворе, не так ли? У меня также есть кое-какая собственность в Вене, которая была в приданом моей матери.
– Понимаю. И все младшие сыновья так хорошо обеспечены? – Она снова сделала глоток и облизала сливки с губ.
Он смотрел на нее несколько мгновений, а потом сказал:
– Мы говорили о вашей семье. Я полагаю, вы дитя любви вашей матери?
– Да. – Она посмотрела ему в глаза. – Она была совсем молодой, когда это случилось. Моложе, чем я сейчас, хотя была уже замужем и родила двух сыновей.
Робин положил на ее тарелку фруктовый пирог – золотистое пирожное, наполненное чем-то красным и сверху обильно политое взбитыми сливками.
– Значит, она вышла замуж слишком юной.
– В пятнадцать. Это неудивительно… Венецианский маскарад. Глупость, последствия которой она не могла скрыть. Она родила двух сыновей, и, я полагаю, у моего отца были другие удовольствия. Он простил ее, но на определенных условиях. Если бы ребенок оказался мальчиком, его отослали бы прочь, но если бы родилась девочка, матери было позволено оставить меня, и он принял бы меня как свою. Но взамен она должна была стать покорной женой и смотреть сквозь пальцы на то, что он делал.
– По-видимому, это не было в ее натуре.
Петра сказала только:
– Он был сложным человеком.
– Все это не ваша вина, – мягко произнес он.
– Родилась я. Было бы гораздо лучше, если бы этого не случилось. Мой отец сдержал слово, но, умирая, рассказал моему брату правду обо мне. Этим и объясняется его поведение.
– Продолжайте.
Она нахмурилась:
– Вы были бы не против, окажись одна из ваших сестер незаконнорожденной?
– Я определенно не заставил бы ее стать шлюхой моего друга.
– Вы забыли о моей глупости. У Чезаре были основания полагать, что я сама желаю Лудо.
Робин покачал головой:
– Итак, вы скрылись в монастыре, но потом ваша матушка заболела. Она, должно быть, все еще была молодой.
– Да, но почему-то стала слабеть и заболела. Однако она была полна решимости защитить меня, и разработала свой план.
– Путешествие в Англию? Зачем? – удивился Робин. – Неужели не было убежища поближе к дому? Родственников, которые могли бы вас поддержать?
– Никого, кто мог бы противостоять Чезаре. Он тоже трудный человек. А моя мать всегда была чужой для них.
– А ее родственники?
– Они австрийцы. Мой отец, граф, женился на моей матери, чтобы получить благоволение австрийского двора, но времена изменились. У ее семьи свои проблемы, и они практически не знают меня. Мать не доверяла им.
– И кому поручила заботиться о вас? Вашему настоящему отцу? Ребусу?
– Да.
– Правильно. Но почему тогда он не помогает вам в пути? – Петра промолчала, и Робин продолжил: – Он ведь знает о вашем существовании, не так ли? – Снова молчание, Робин покачал головой: – Моя драгоценная Петра, я действительно понадоблюсь вам.
– Нет! Вы должны понять. Мой отец – граф – никогда не позволил бы матери общаться с ним, но она и не пыталась. Она знала, что для него это мимолетное увлечение. Он был моложе ее, путешествовал по Италии, завершая образование, как и прочие молодые английские джентльмены. Мать считала, что у отца были любовницы, которых он менял как перчатки. Она говорила, что отец был необычайно красив и жизнь била в нем ключом. Что он был нежным и добрым. Так странно было слышать эти слова от нее.
– Однажды мы все бываем молоды, – заметил Робин.
– Но все ли мы позволяем красоте довести нас до гибели? Я имею в виду Лудовико, – быстро проговорила она, хотя на самом деле думала о Робине Бончерче с его ореолом сияющих волос и сапфировыми глазами.
– Но почему не связаться с ним, когда план только задумывался?
– У нас было немного времени, и мы боялись, что за нами следят. Если бы письмо перехватили, Чезаре слишком многое узнал бы.
– Так он не знает, кто ваш отец?
– Матушка сказала об этом только мне.
Робин взял пирожное и поднес к ее губам:
– Ешьте. Не пропадать же добру.
Петра взяла пирожное, но есть не стала, только лизнула немного крема. Он хмыкнул.
– Сделайте так еще раз.
Петра покраснела, откусила кусочек, облизнула губы. Робин снова посмотрел на нее.
– Очень вкусно, – объяснила Петра.
– Но давайте вернемся к вашему английскому отцу. Вы уверены, что он жив?
– Мы же не идиоты. Матушка всегда радовалась любому упоминанию о нем, и мы находили способы узнавать последние новости.
– Значит, он человек заметный. Его имя?
Петра промолчала.
– Вы все еще не доверяете мне?
– Его имя я до конца жизни буду хранить в тайне. У него репутация жесткого человека. Матушка была уверена, что он примет меня и будет добрым и заботливым, но я должна быть уверена, прежде чем отдать себя во власть очередного мужчины.
– Возможно, это разумно, но я никак не могу вам навредить.
– Выданный секрет больше не секрет. Правда может выйти наружу.
– Опять упрямство.
– Опять настойчивость.
– Если окажется, что ваш отец настоящий монстр, что вы будете делать?
«Уйду в монастырь», – хотела сказать она, но эту часть плана невозможно было исполнить. Впервые в жизни Петра поняла, как скуден может оказаться ее выбор.
– Петра, прошу вас, оставайтесь под моей зашитой, пока не найдете другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93