Bот что действительно важно. На слушании решалось будущее Донаты и, возможно, будущее Галерана и Раймонда.А она заслуживала наказания.Да, да, заслуживала, и твердила себе об этом снова и снова.Она только не ожидала, что будет так больно.Сестра Марта, сочувственно поглядывая, принесла Донату, и Джеанна ненадолго забыла о своих горестях, любуясь дочерью. Конечно, после того, как архиепископ превысил данную ему власть приказом о бичеваниях, король не поддержит его доводов и не вырвет младенца из рук матери…Но как же это произойдет? Джеанна старалась улыбаться Донате, а тревога мучила все сильней, и боль напоминала о себе при каждом движении. Что, если дойдет до пoединка? Вдруг Галеран погибнет? Она не перенесет его смерти. А если погибнет Раймонд, она никогда не сможет себе этого простить.Джеанна вспомнила, как противился Раймонд ее безумию, когда она пришла к нему, раздирая на себе одежды. Возможно ли, чтобы женщина взяла мужчину силой? Джеанна чувствовала, что именно это она и сделала, пусть даже потом ему было хорошо.Разумеется, тогда она обезумела от горя, но извиняет ли ее безумие такой чудовищный грех?Когда сестра Марта пришла за Донатой, а вслед за нею в дверях появилась мать-настоятельница с розгой, Джеанна почти с радостью ждала ее.Почти…Но трусливое тело Джеанны немедленно начало дрожать. 19 Зa матерью Эгбертой шли еще две монашки, ибо во время последнего посещения она обнаружила, что Джеанна уже неспособна спокойно и неподвижно терпеть удары. Сестры схватили ее за руки и заставили опуститься на колени.— Да простит господь жалкую грешницу.— Аминь, — из последних сил твердо отвечала Джеанна.Но при первом же ударе вскрикнула и забилась в руках монашек , пытаясь избежать мук.Перед третьим ударом за дверью послышались голоса. У Джеанны мелькнула лишь одна мысль: быть может, сейчас наказание будет прервано и не возобновится вновь?Повелительный мужской голос. Галеран? Нет, не он…Теперь мать-настоятельница сердито возражает, спорит о чем-то.Потом монашки вдруг отпустили Джеанну.Что же случилось?Джеанну била крупная дрожь, и потому она едва могла разобрать, о чем говорили, но вот упомянули короля. Неужели ее все-таки вызывают на суд?Опомнясь, она с трудом встала на ноги и повернулась лицом к двери, для верности опираясь о подставку для молитвенника.У двери со сжатыми, побелевшими от ярости губами стояла мать-настоятельница.— Леди Джеанна, король велел приостановить ваше наказание до вынесения приговора. Удивительно, откуда ему стало известно… Однако я еще вернусь, когда справедливость восторжествует.С этими словами она вышла, но другие две монашки остались. Джеанна не сразу поняла, зачем, но тут в келью вошел высокий незнакомец — темноволосый, молодой, примерно одних с нею лет, с властным, под стать самому королю, видом.— Я Фицроджер, слуга короля.Куда больше, чем слуга, подумала Джеанна, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Надобно было приготовиться к самым неожиданным поворотам судьбы.Умные, проницательные глаза оглядели ее всю, с головы до пят, видя, увы, больше, нежели она желала бы показать.— Не угодно ли вам сесть, леди Джеанна?Джеанне очень хотелось остаться на ногах и пренебречь предложением, но она бессильно опустилась на жесткую скамью, моля бога, чтобы высокомерный лорд не заметил, как у нее дрожат ноги.— Меня секли раз или два в жизни, — заметил Фицроджер. — Тело всегда противится боли, пусть даже мы ждем от него стойкости. Но, госпожа моя, это не входило в планы короля.Его серьезный тон придал ей сил.— Знаю. Мне сказали, так распорядился архиепископ Дургамский.— Который, вероятно, не имел на то права. Однако если кто-либо полагает, что долг вашего супруга — наказать вас, то снимает с него нелегкую обязанность.Его проницательность встревожила Джеанну: она не привыкла иметь дело с людьми, которые мыслили в точности, как она сама.— Я намерен доложить обо всем королю, — продолжал он. — Но, чтобы мой доклад был более полным, я хотел бы видеть ваши раны. — Я не возражаю. А вы, сестры?Монашки пошептались, и одна неуверенно промолвила:— Если он только взглянет…К своему неудовольствию, Джеанна обнаружила, что неспособна держаться на ногах. Она тихо попросила монашек помочь ей снять тунику. Поднять руки оказалось почти невозможно из-за свежих рубцов, и она боялась, что ей станет дурно от боли. Но вот наконец тунику сняли, и Фицроджер зашел сзади посмотреть на ее спину.Он молча смотрел на рубцы — намного дольше, чем требовалось, дабы убедиться в их подлинности, а потом сказал:— Думаю, вам следует отправиться со мною в Вестминстер.— Вопреки приказу короля? — Этого Джеанна и добивась, но теперь, как на беду, оказалась слишком слаба и измучена, чтобы отстаивать свою правоту в суде.— Моей власти достаточно, чтобы перевести вас в другое место заключения, поближе к королю. Быть может, он сам пожелает взглянуть.— Я буду, верно, чувствовать себя чудовищем, выставленным напоказ на ярмарке. — Но она сразу поняла, что сказала глупость, и потупилась.Фицроджер меж тем уже говорил с монашками.— Вы можете ехать верхом? У них тут есть повозка, но, возможно, верхом на лошади — точнее, на муле, — вам будет легче?— Я верю, господь даст мне силы.— Вы исповедуете мою философию, госпожа моя. — И он жестом пригласил ее следовать за ним.Как сладко, удивительно сладко было ступать по освещенной и прогретой солнцем земле, обонять аромат цветов! У Джеанны из глаз едва не полились слезы, но она быстро овладела собою и обратилась к Фицроджеру:— Мы должны взять с собою мое дитя, няню и мою кузину.Видимо, и на это его власти хватило с лихвой, ибо вскоре все были в сборе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126